«Там как-то негусто с эротикой»

Переключаю телефон на режим вибрации.

«Я не читаю эротические книги»

«Но пишете?»

«Это просто проект»

Перед глазами сам собой появляется образ из сна: мы с Мэттом сидим на крыше — так близко, что сложно смотреть ему в глаза — и болтаем. Может, тоже о книгах?.. О чем-то таком, настоящем.

В тишине комнаты проступает тихая романтическая музыка, льется из наушников — я не выключила плеер на телефоне. И эта музыка дополняет образ новыми ощущениями. Наши плечи почти соприкасаются, я чувствую тепло его кожи. Мимо пролетает голубь, ощущаю на лице движение воздуха, которое создают крылья. Да, в моем сне было много голубей — я только сейчас вспомнила. К чему снятся голуби?

Эту сцену тоже надо включить в черновик. Не могут же герои всю книгу только любить друг друга разными способами, должны быть и паузы.

«Почему вас заинтересовала моя рукопись? Вернее, три ее абзаца», — спрашиваю я, а сама гуглю «к чему снятся голуби».

«Моя сотрудница — ваша подруга — читала ее с таким выражением лица, будто собиралась нырнуть в экран. Я подумал, это хороший знак».

Голуби снятся к благополучию и успеху во всех начинаниях. Это тоже хороший знак.

«О чем ваша книга? Ну, кроме секса»

Оглядываюсь на дверь. Мама, конечно, не сможет прочитать эту переписку, даже если войдет в комнату. Но мне все равно неуютно.

Иду в коридор, снимаю с вешалки ветровку. Мама выплывает из спальни, кутаясь в шелковый халат. Она всю жизнь проработала в театре художником-декоратором, а выглядит, будто актриса: высокая яркая шатенка с зелеными глазами. В молодости за мамой полтруппы бегало, но она влюбилась в залетного, гастролирующего.

— Ты куда? — строим голосом спрашивает мама. — Уже десять.

— Просто прогуляюсь. — Засовываю руку в рукав ветровки, параллельно набирая: «Я пока не могу ответить на ваш вопрос. Книга пишет себя сама».

Вид у мамы такой, будто она собирается заставить меня остаться. Но она только говорит:

— Вернись до полуночи, а то меня разбудишь.

Киваю, выхожу из квартиры.

Мэтт молчит. Может, я что-то не так сказала?.. Поясняю: «Какая-то случайная ситуация, оброненная кем-то фраза, возникшее воспоминание — все это влияет на сюжет».

Мэтт молчит. Разве я не этого хотела? Тогда почему постоянно поглядываю на экран телефона? Чуть с лестницы не грохнулась.

Мобильник вибрирует.

«Давайте поиграем в игру», — пишет Мэтт.

«Давай)» — тотчас же отвечаю я.

Блин! Это с Мэттом я на «ты», а с директором на «вы». Как некрасиво получилось! Сообщение прочитано, не удалишь. Застываю у двери подъезда, сжимаюсь. Мэтт пишет…

Ну что ж мне так не везет!

Накидываю капюшон и выхожу под дождь.

Сейчас лучшее время для прогулок. Дождь разогнал всех по домам — безлюдно. Таинственно-темно, только мерцают разноцветные окна пятиэтажек, подсвечивают влажную листву фонари и время от времени пелену дождя разрезает свет фар одиноких такси.

Вижу, как из-за поворота выползает желтый автобус. Ну кто не хотел бы прокатиться поздним вечером в пустом желтом автобусе? Я мчусь на остановку. Водитель меня ждет — в благодарность машу ему рукой. Заскакиваю вовнутрь и сажусь посередине салона у окна.

Сообщение уже ждет меня.

«Я попробую угадать, кто ты. А ты говори «горячо» или «холодно»».

«Хорошо)».

Автобус то ускоряется, то медленно ползет. Тарахтит мотор — как-то по-домашнему, такие же чувства рождает урчание холодильника за стеной, когда засыпаешь. Окна покрыты россыпью капель, мой город от этого кажется нарисованным.

«Ты с детства любила писать. Родители тобой гордились, учительница русского зачитывала твои сочинения вслух. Первый рассказ ты написала в 15 лет. Первую повесть (или роман) в 18. Я угадал?»

Даже слишком.

«У меня из родителей только мама. И первый рассказ я написала в тринадцать».

Про маму я зря сказала… Ох как зря… В следующий раз я просто сболтну свое настоящее имя.

«У тебя хорошо получалось. Ты даже выиграла несколько литературных конкурсов».

«Один».

«Ты мечтала сделать писательство своей работой, но оказалось, что в издательствах платят слишком мало. Но самым болезненным стало другое: осознание того, что твои талантливые умные книги не нужны издательствам даже бесплатно».

«Сборник рассказов», — пишу я с комком в горле. Я получила полсотни отказов из издательств. Больно было все пятьдесят раз.

«Сочувствую. С рассказами совсем туго, тем более, если ты начинающий автор. Но это еще не конец твоей истории. После того, как со сборником рассказов не сложилось, ты решила продать душу дьяволу — написать простенькую книгу, которую захотят читать массы»

Я задумываюсь над его словами — и едва не пропускаю остановку, на которой хотела выйти. Выскакиваю из автобуса.

Откуда Мэтт может все это знать?.. Хотя понятно, откуда. Он работает в издательстве. Наверное, каждый второй автор проходит через такое.

Это несправедливо. Несправедливо, что всем правят деньги. Что хорошим историям не пробиться к читателям, что мне приходится заниматься вот этим… Но все, стоп, этап отрицания, как и этап гнева, я уже прошла.

«Я угадал?»

«Горячо! — пишу я, согласно правилам нашей игры, и тотчас же стираю. В контексте обсуждения эротической прозы звучит двусмысленно. — Все верно. Только, возможно, я душу не продала, а подарила, как говорил Довлатов. Шанс, что я заработаю на эротике, не больно-то и велик».

Бреду по бульвару под куполом кленов. Днем здесь шумно — машины, прохожие, но сейчас тихо, как в лесу. На легком ветру влажно шуршат листья, капли шлепают по асфальту, по лужам. Я скидываю капюшон, и одна из капель, тяжелая и холодная, падает мне на макушку. Улыбаюсь сама себе.

«Илона, вам нравится Довлатов?»

«Обожаю! «В салате были грибы, огурцы, черносливы, редиска, но преобладали макароны», «Я ушел. Вернее, остался». Хотела бы я так писать…»

Перебегаю дорогу на красный свет, все равно ни души.

«Интересно, как выглядела бы эротика от Довлатова?» — читаю и хихикаю.