Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов.

За свободу! За равенство! За справедливость!

Нолль сжег прокламацию в уборной и, убирая свечи, подумал: «Завтра как раз четверг. Стоит туда наведаться. Если ничего не узнаю, то послезавтра рискну выслушать предложение той женщины».

11

Утром Нолль, вспоров подкладку обоих пальто, подшивал потайные карманы, когда услышал на лестнице разговор. Выйдя из номера в одной рубашке, он спустился на один пролет – и замер, прислушиваясь.

– Пусти, я токмо спрошу, – прошипел женский голос. – Видал, какуй чумодан он вчера притащил? Тыща крыс на него пошла! У этого деньхи водются.

– Стой, тебе говорят! – ответил другой голос, раздраженный, мужской. – Не даст он тебе ничего!

– Даст, даст, голубчик! Скажуся больной, он и даст.

– Лучше к Морухам пойдем, те точно дадут, обещались.

– Сдались тебе эти Морухи! – крикнула женщина. – Сами-то жрут, небось, через день! А дадут – так по гроб вспоминать будут!

– Тише, тише…

Когда Монолит задрожал, Нолль решился спуститься.

– Ой! – воскликнула женщина с длинным носом. – Господин Нолль, это вы?

– Верно, а как вы…

– Ей портье про вас рассказал, – сокрушенно заметил мужчина с вытянутым лицом. – Брум Куренкох.

Нолль пожал протянутую жилистую руку.

– Как раз читал о вас в газете – про ваши подвиги… в истреблении крыс. Замечательно, что мы наконец познакомились. – Нолль выдержал паузу. А потом предложил сам: – Может, поднимемся ко мне?

– Нет, нет, давайте-ка лучше вы к нам, – любезно предложил господин Куренкох.

Нолль сделал вид, что не замечает свирепого взгляда женщины, обращенного на супруга.

– Что ж, идемте.

Вскоре они сидели в их номере на втором этаже. Супруги Куренкох устроились на кровати боком друг к другу и похлопывали себя по коленям, не решаясь начать разговор. В мутных полосах света, пробивавшихся через ставни, их лица казались почти одинаковыми. Выражение отчаяния и какого-то невысказанного обвинения было одно на двоих.

Нолль сидел на табуретке перед столом. «Номер как будто такой же, – думал он, – только совсем захламлен».

Ступить и правда было некуда: на полу валялись набитые ветошью мешки, скомканные, перемазанные чем-то, а то и порванные в клочья газеты, пустые склянки, кучки рваной одежды. В углу, за кроватью, пованивало не опорожненное с ночи ведро. Рядом лежала швабра со сломанным черенком.

– Вижу, она у вас сломана, – Нолль указал на швабру. – Скажите портье, он вызовет слугу, тот все приберет.

– Что же мы, герры какихние?! – неожиданно злобно ответила госпожа Куренкох. – Не надобно нам ничьей помощи. Вот я и швабру сама нашла. Пусть смотрят, подлецы, что я выброшенное взяла, – мне все равно!

– Ну чего ты опять завелась, – с укором заметил муж.

– Так господин-то думает, мы сами прибраться не можем!

– Нет, я только сказал, что вам правда не стоит себя утруждать…

Госпожа Куренкох хотела еще возразить, но все же смолчала.

– Ты вот все тащишь в номюр, как крыса! – разразился вдруг господин Куренкох, поглядывая почему-то на Нолля. – Не в Дырокубье ж теперь живем!

– Как вы сказали? – переспросил Иной прежде, чем госпожа Куренкох успела возмутиться.

– Ну да, господин, мы со старухой ведь жили до перевода в самом низу, в Дырокубье. Раньше-то, когда Совет его строил, оно Многокубьем еще называлось… Но щипачи уж так постарались, что почти все доски с этажей-то поотрывали. Паршивый район! Там куда ни глянь – везде только крысы. Даже на потолке, господин! Вот убираться она и не приучена… Там-то ведь как: бросишь что-нибудь на пол, все сразу сгрызают…

Госпожа Куренкох вдруг расплакалась, и Нолль чуть смягчился.

– Вы не думайте, что мы гадюги какие-то! – всхлипнув, проговорила она. – Муж-то мой даже грамоту знает, всему он обучен, стервец…

– Ну что вы! – запротестовал Нолль. – И в мыслях не было.

Но госпожа Куренкох продолжала:

– Вы, господин, зря нас судите, самим-то вам повезло! А ему, мужу-то моему, только бы чуть-чуть помощи для началу! А дальше он сам в господа выйдет.

Супруг хмуро взглянул на нее, но промолчал.

– Конечно, – сказал Нолль, поднимаясь. – Я вам одолжу. Только зайду к себе.

Но стоило ему выйти за дверь, как за ним выбежал и господин Куренкох.

«Должно быть, боятся, что я не вернусь», – решил Иной.

– Ничего, если я с вами? От жены нету спасенья!

– Разумеется, – сказал Нолль с улыбкой. – Давайте посидим часок у меня.

На последнем пролете Куренкох с сомнением объявил, что с утра он обычно не пьет. Нолль сразу понял, к чему он клонит.

12

Разговор с господином Куренкохом дал немного. Во всяком случае, из его жалостливых слов нельзя было узнать ничего о «Детях Нижнего города».

– Вы случайно не слышали о Гойере Мойере? – спросил Нолль. – Его еще называют Никем. Может быть, до вас доходили какие-то слухи?

Господин Куренкох, усердно разбиравшийся с купленным Ноллем самогоном, изобразил удивление. Чтобы он вдруг не сбежал, Нолль решил сменить тему. И вскоре он уже выслушивал исповедь Куренкоха о нелегкой жизни в Нижнем городе. По крайней мере, в одном вопросе он был большой специалист.

– Бывает, что словишь дюжину крыс, – вспоминал тот в приступе неожиданной ностальгии, – сваришь их в котелке – вот и обед уже есть на несколько дней! А тут что? За все платить надобно.

Нолль кивал, наполняя его стакан.

– А в день перед полнолунием приходят жрецы, отдаешь им мешок крысиных хвостов, так они тебе – одежду какую, спиртное… Добрые люди – у них, если правильно попросить, всякое достать можно.

– Так у церковников тут, выходит, особые права, раз они вниз спускаются? А как же крысы?

– Да какое! – проговорился господин Куренкох. – Крысы тут ни при чем! Ворота закрыли давным-давно, потому что жизнь пошла беспокойная. На улицах волнения, а бывало, что и постреливали. Тоже, кстати, жрецы замешаны. Хочешь – оружие принесут за хвосты. Ну, я сам не знаю, но слышал.

«Вот оно что, – подумал Нолль. – Любопытно».

– А с чего вдруг нижние стали просить у жрецов оружие?

Господин Куренкох пожал плечами. Взгляд у него уже был стеклянный.

– Это я точно не знаю. Но недовольство росло в последние годы. В этот Нигиль-то первой очередью наших, нижних, и забирают.

Когда все было выпито, господин Куренкох вдруг схватил номер «Молчского вестника», лежавшего на столе, и взмолился:

– Прочтите вот то, про меня! Прошу, господин.

– Вы что, сами еще не читали?

– Я правда умею! – смутился мужчина. – Только иногда на меня что-то