— Я не знаю, — отвлекшись от дневника, сказал я.

— Не знаешь, какой раз?

— Нет, дедушка. Не знаю, за что.

Дед Фомка нахмурил кустистые брови, но промолчал. Я же вернулся к дневнику. На обложке я прочитал и город, в котором нахожусь: Усть-Кубанск. Что ж. Город, на Кубани. Я в нем не бывал, но это Краснодарский край. Все же, как ни крути, а места знакомые, даже родные. Вот только неплохо было бы теперь отыскать, где я живу. Очевидным способом было попросить деда Фомку. Раз уж он так хорошо со мной знаком, просто не может не знать, где я живу.

— Странно как, — старик нахмурил брови глубже к переносице.

— Слушай, деда, — сказал я, вернув дневник на место, — проводи меня домой, пожалуйста.

— А. Боишься, что эти ребята к тебе опять пристанут?

Конечно же, я не боялся. Я еще в детстве привык стоять за себя. Папа мой был офицером, и мы часто переезжали туда, куда пошлет его Родина. Мне же, всякий раз приходилось менять круг знакомств. И не все пацаны в новом кругу бывали ко мне дружелюбны. Часто случалось все совсем наоборот. Однако на вопрос старика я промолчал. Пусть думает, как ему удобно.

— Конечно, Володя, — согласился старик. — Путь, правда, неблизкий. Но я тебя провожу. Удочки только смотаю.

Как только старик сложил свои удочки-бамбуки и убрал их в чехол от охотничьего ружья, мы отправились в путь. Обойдя озеро, пошли к городу. Быстро попали в низкоэтажный пригород, состоящий в основном из низеньких хат, да небольших кирпичных домов с приусадебными участками.

Потом мы вышли на проезжую улицу. Потопали вдоль нее по свежеуложенному бетонному тротуару. Автомобильный поток был, хоть и не чета тому, к которому я привык к две тысячи двадцать четвертому году, но все же оставался отнюдь не скромным.

Мимо нас проносились москвичи, жигули, большие груженые самосвалы ГАЗ и новенькие КаМАЗ.

Вот, мимо проехал белый ИЖ-412. А тут и вовсе важно едет белая Волга. Видимо, везет она серьезного человека из горсовета или начальника какого-нибудь завода.

Город Усть-Кубанск был, как я потом узнал, небольшим. Старый центр его, низкоэтажный и состоящий в основном из маленьких многоквартирных домов-жактов, соседствовал с «новым», построенным преимущественно из пятиэтажных хрущевок. Дальше, ближе к Кубани, возводили новые, высотные «брежневки».

Я, следуя по городу вместе с дедом Фомкой, то и дело наблюдал, как вдали, машут своими стрелами высокие строительные краны.

Город кипел, разрастался, полнился новыми советскими людьми. Все вокруг, с высоты детских глазок, казалось мне большим, просто монументальным.

Даже «Продовольственный магазин номер пять», который мы с дедом Фомкой миновали, показался мне огромным и даже каким-то величественным.

Большое белоснежное здание красовалось своими декоративными колоннами. У входа, в его тени, улыбчивые мужики пили за круглыми стоячими столиками пиво, болтали и шутили.

Все тут было наполнено какой-то давно забытой мною жизнью. Советские люди, которых я встречал на пути к дому, виделись мне улыбчивыми, веселыми, или, напротив, серьезными и уверенно смотрящими в будущее.

Как же это контрастировало с отстраненными, холодными людьми из двадцать четвертого. С людьми, погрязшими в своих кредитах и проблемах, не знающими, что будет завтра и боящимися этого будущего. Не чувствовалось в их взглядах и позах того, что я видел в советских гражданах — спокойствия и уверенности, что завтра будет лучше, чем вчера.

Эта их уверенность вдохновляла, будоражила меня. На миг мне показалось, что я… счастлив.

Это ж выходит что? Я снова ребенок, снова все у меня впереди. Целая жизнь впереди, и я могу прожить ее так, чтобы не совершить печальных ошибок прошлого. Могу снова сделать то, чего желаю больше всего — добраться до большого спорта, до большой тяжелой атлетики.

Я могу снова пройти этот путь, но быстрее, увереннее, лучше. Теперь-то все не закончится на злосчастном тренере-шкурнике. Вот только есть пару моментов…

Мое теперешнее тело — слабее некуда. Толстый мальчишка, в котором я очутился, совсем не был готов к началу тренировок, к появлению в его жизни хоть каких-то непривычных ему физических нагрузок. Это первое. Второе же — нужно понять, где тут, в Устрь-Кубанске секция тяжелой атлетики? А то, что она тут есть, я не сомневался. Это же Советский Союз!

От мысли, что я снова могу вернуться к снарядам, к весам, к тренировкам, меня будоражило. Я чувствовал, как в душе прямо сейчас зарождается спортивный азарт.

— Ну вот, почти пришли, — сказал дед Фомка, когда мы завернули на широкую гравийную улицу, полнящуюся небольшими домиками.

Всюду тут, перед зелеными, синими, желтыми деревянными заборами, росли у дороги высокие орехи, приземистые вишни, стройные, хвастающие своей бугристой корой сливы. Улица буквально тонула в зелени и тени, которая была такой приятной под полуденным солнцем.

Старик, решивший поздороваться с моей, как я понял, бабушкой, повел меня до самой калитки. В каком именно из домов проживал я — Владимир Медведь, сказать я, конечно, не мог. Потому просто последовал за дедом Фомкой.

— О! Смотри, Вовка, — улыбнулся старик, глядя на худенького мальчонку, заворачивающего из-за угла. — А вот и Глеб идет.

Невысокий и тоненький, словно палочка, он топал нам на встречу в расхлябанной синей курточке от школьной формы. Красный галстук весело играл с ветром на его шее. Темно-русый мальчишка со смешным, приплюснутым носом и веснушками, лихо забросил портфель за плечо, и нес его, держа за лямку.

Увидев меня, Глеб изменился в лице. Секунду назад он щурился от солнца, а тут вдруг посмурнел.

— Здорова, Глебушка! — Крикнул ему дед Фомка.

— Здравствуйте, Фома Никитич! А вы чего тут?

Значит, Фомка — все же имя. Вон оно как получается.

— Да вот, с Вовкой домой идем. Я… хм… К бабушке его в гости хочу зайти. Поздороваться.

— А! Ну до свидания!

Мальчик торопливо сошел с дороги, направился к своей калитке.

А мне стала интересна одна вещь — Глебова реакция на меня. Выходит, Вову Медведя одноклассники обижают не просто так. Видимо, чем-то Вова Медведь их первым обидел. Ну или сделал еще что-нибудь неприличное. М-да… Это была проблема. И ее надо было решать. Вот только чтобы решить, надо сначала разобраться в ее сути. Поэтому я и захотел поговорить с соседом Глебом. Наверняка мы учились с ним в одной школе, если не в одном классе.

— Деда Фома, — начал я. —