Я глянул на свои старенькие часы «Луч», которые ходили у меня еще с советских времен. До отправки оставалось минут двадцать.

— А кого нет? — Спросил я.

— Так, — учительница заглянула в свой смартфон, в котором, видимо, хранила список учеников, — Нет Никиты Трофимова, Сергея Барышникова, Артема Сиренко, Вадима Мельникова и Федя Островного. Я пробовала звонить мальчика, но не берут. Наверное, телефоны на беззвучный поставили.

Понятно. Значит, у ребят очередные разборки. Ну ладно. Щас уладим.

— Постойте здесь, — сказал я. — Я их поищу. Наверняка где-то тут, на территории школы балуются.

— Я с вами, Василий Николаевич, — выступила вперед классная руководительница.

— Будьте здесь, — возразил я.

— Я догадалась, в чем тут дело, — не унималась девушка. — У этих пятерых снова драка! Я наблюдала за Никитой и Федей. Они явно не дружат.

— Надеюсь, вы не вмешивались? Не читали им нотации и не воспитывали? — Нахмурился я.

Девушка хотела что-то сказать, даже открыла рот, но замолчала. Опустила взгляд.

— Будьте здесь. Я все улажу сам, — сказал я.

Ребят было найти несложно. Я почти сразу наткнулся на них у приземистого здания старого уличного туалета, которым никто не пользовался уже много лет. Пацаны собрались в кучку за ним, и галдели, выясняя отношения.

Я аккуратно подкрался со стороны задней, дальней от мальчишек стены, стал слушать их звонкие голоса. Хоть и не совсем разборчиво, но кое-что уловить я мог.

— И что ты сделаешь, сопля? — Надменно проговорил Федя Островной, — Опять заплачешь?

Окруженный четверыми мальчишками Никита, опустив голову, стоял у стенки.

— Что вы стоите? — Прошептала мне неизвестно откуда взявшаяся у меня за спиной Марина Ивановна. — Вы же видите, они его щас побьют! Что, боитесь вмешаться⁈ Тогда я сама!

Девушка попыталась было выйти из-за стены, но я остановил ее.

— Я велел вам оставаться у автобуса.

— Но я…

— Не вздумай ходить туда, девочка, — покачал я головой строго. — Если ты вмешаешься, то Никите не будет жизни в этой школе. Он должен разобраться сам.

— Я… да вы что?..

— Все будет хорошо, — заверил я. — Если что-то пойдет не так, я вмешаюсь.

— Да его же щас побьют… — пискнула девушка.

— Я много лет работаю с мальчишками. Своим вмешательством ты только навредишь Никите. Навредишь так, что всю оставшуюся жизнь он будет трусом. Будет самой жизни бояться.

Удивившаяся девушка молчала.

— Просто доверься мне, — добавил я.

Отвернувшись, Марина Ивановна кивнула.

— Хорошо, — кивнул я в ответ. И глянул на ребят, которые, занятые своими делами, даже и не замечали нас.

— Отойди от меня, — решился сказать обидчику Никита.

Слова мальчика заставили меня улыбнуться. Сам факт, что он пришел, не побоялся Островного, многое говорил об этом пацаненке.

— А то что? — Хмыкнул Федор.

— А то я тебя ударю.

— Что⁈ — Рассмеялся он, и его дружки поддержали своего лидера мерзковатыми смешками. — Ты? Меня?

Он толкнул Никиту в грудь.

— Ну, давай. Бей. Чего ты?

Толкнул второй раз.

— Чего не бьешь?

— Василий Николаевич… — Обеспокоенно шепнула мне на ухо учительница.

— Тихо, — Шикнул я на нее.

— Ну⁈ Чего ж не бьешь⁈ — Распалялся Островной, в очередной раз, пихая Никиту. — Че? Трусишь?

— Отвали от меня, — проговорил холодным тоном Никита.

— А то че? — Он заглянул в глаза Никите, стал пихать его грудью в грудь. — Че ты сделаешь, сопля?

Внезапно Никита сам оттолкнул Остравнова. Опешивший от этого хулиган уставился на мальчишку дурными глазами.

— Ну, — проговорил я себе под нос. — Давай, Никита.

Никита смело шагнул к обидчику и дал ему кулачком прямо в глаз. Островной бухнулся на попу, уставился на Никиту, а потом искривился, стараясь не заплакать. Дружки Остравнова удивленно и даже изумленно смотрели на вставшего над Федей Никиту.

— Не лезь ко мне больше, понял⁈ Ни то получишь! — Зло крикнул Никита.

Остальные ребята даже отступили, попятились от мальчишки и не зная, что делать.

— Ты… Да я тебя… — Всхлипывая, встал Островной. — Я тебе сейчас врежу!

— Только попробуй, будешь тогда знать!

— Федя, да пошли, — сказал один из мальчишек. — Мы на автобус опоздаем. Ехать надо.

— Подождите! — Крикнул Островной. — Я его так не оставлю!

— Да харе, Остров, — поддакнул второй. — Ты че, Николаича не знаешь? Он щас возьмет да и без нас уедет. А я эту поездку ждал.

— Ну, — добавил третий. — А че ты вообще до Никиты докопался? Он же нормальный пацан вроде.

Мальчишки поддержали третьего и один за одним потоптали из-за туалета. Островной, в бессильной обиде еще пару мгновений смотрел на Никиту, а потом встал и ушел. Последним, с улыбкой на лице, отправился к автобусу и Никита.

— Вот видишь? — сказал я, оборачиваясь к Марине, — он справился сам.

— Василий Николаевич? — Учительница нахмурилась. — Вам плохо? Вы какой-то бледный.

— Все хорошо. Сердце с утра пошаливает, — отмахнулся я. — Возвращайся к автобусу. Я сейчас приму таблетки и подойду.

— Ну че? — Спросил я у белого, как смерть мальчишки. — Полегчало?

— Ага, Василий Николаевич, — покивал мальчик, только что вернувшийся в автобус.

Ребенку стало плохо, и пришлось остановиться, чтобы его не вырвало прямо в салон.

— Витя, — Выпрямился я и глянул назад, на заполненные детьми места. — Тебя как, укачивает в автобусе?

— Нет, Василий Николаевич!

— Поменяйся с Вадимом местами. Ему нельзя над колесом сидеть. Плохо становится.

Отправив мальчишек меняться местами, я занял свое.

Автобус остановился в полях, на обочине узкой трассы, пролегающей между морем зреющей пшеницы и редколесиной посадкой.

— Двигай, Степаныч! — Крикнул я шоферу.

Водитель хрустнул передней передачей, дал газу. Автобус было натужно двинулся, но вдруг забуксовал, мы услышали, как грязь грохочет в коленных арках. Степаныч еще несколько раз попытался тронуть автобус, потом выбрался из кабины. Пошел к заднему мосту, посмотреть, в чем же дело.

Вернувшись в салон, он заявил:

— Обочину размыло дождями. Мы застряли.

— Сильно? — поднялся я с трудом.

— Порядком. Задний мост завяз. Мы там нихилую такую колею выкопали.

— И