«Значит, прокурор считает, что мотивом убийцы были либо деньги, либо месть, — думал сыщик. — Причем месть, скорее всего, тоже вызвана деньгами. Один бандит украл у другого часть добычи. В таком случае Стас Крячко будет разрабатывать пустую породу — среди родных искать нечего. Что ж, возможно, так и есть. Этот Зубченко кажется весьма проницательным человеком, возможно, он прав. Но ведь и при разработке пустой породы неожиданно может найтись самородок — если его там кто-то спрятал…»

Пока он так размышлял, к кафе подъехала машина, из которой вышел человек среднего роста, неприметно одетый, но с цепким, внимательным взглядом. Оглядевшись, он сразу направился к сыщику и спросил:

— Это вы мне звонили?

— Да, я полковник Гуров, — отвечал сыщик.

— Что ж, пойдемте поговорим, — сказал человек с цепким взглядом и первым вошел в кафе.

Они уселись за столик, заказали кофе, и Валерий Терехин спросил:

— Так что вы хотели у меня узнать?

— Я же вам уже говорил по телефону, — сказал Гуров. — Я расследую убийства Вячеслава Угрюмова и Олега Коршунова. В связи с этим меня интересует информация о тех людях, среди которых оба убитых вращались в свое время. Я имею в виду группировку Игоря Голубева, он же Свинец.

Собеседник Гурова пожал плечами, сказал:

— А разве там убийства были? Я слышал, полиция решила, что это были два несчастных случая…

— Перестаньте, Терехин, — поморщился Гуров. — Вы, я вижу, неглупый человек, понимаете, что там все было нарочно подстроено, чтобы можно было представить гибель людей как несчастный случай. Нет, ваших бывших подельников убили, и убили очень жестоко. И я сделаю все, чтобы раскрыть эти преступления. Надеюсь, что вы мне в этом поможете. Скажите: был в группе Голубева человек, который считал себя обиженным со стороны Коршунова или Угрюмова? А может быть, таких людей было несколько?

Человек, сидевший за столом напротив Гурова, ответил не сразу. Казалось, он вообще не собирается отвечать. Сидел, пил кофе маленькими глотками, смаковал каждый глоток. Но Гуров, который хорошо знал криминальный мир, видел, что Терехин не отказывается от сотрудничества — он просто относится к числу людей, которые никуда не торопятся; он думает над вопросом и скоро ответит.

И действительно, Валерий Терехин сделал последний глоток, поставил пустую чашку на стол и сказал:

— Вы ведь в полиции работаете, знаете, какие в бандах отношения. Плохие там отношения, волчьи. Почти все считают себя обиженными. Я сейчас сидел, вспоминал, решал вот какой вопрос: был ли такой человек, который мог затаить очень глубокую обиду на Коршуна и Мрачняка? Это у них клички такие в банде были. Тут ведь надо, чтобы не просто обида была, а смертельная, чтобы из-за нее на убийство пойти. И вот вам мой ответ: не вижу я такого человека. Вот не вижу, и все.

— А просто враги у убитых были? — спросил Гуров.

— Враги, конечно, были, — отвечал Терехин. — Я ведь вам говорил — там все были друг дружке врагами. Вот, скажем, такой человек, как Игорь Забелин. Он такой, знаете, — как хорек или ласка. Есть такой мелкий хищник, ласка, — маленький, но крайне злобный. Даже на медведя может кинуться. Вот Игорек именно такой. Он и сейчас таким остался, а в уголовном мире тем более злобой славился. Всегда был готов кого-то убить. Хорошо, что наш главарь, Свинец, был человек неглупый, неохотно шел на мокрое дело. А то бы Игорек десяток человек поубивал бы, наверно. Он на всех злился и сейчас злится. Ни с кем из бывших товарищей не общается, всех ненавидит. Ну и что из этого? У него, у Игорька, нет никаких причин убивать Угрюмова и Коршунова. И потом, у него мозгов не хватит, чтобы так все обставить, хитро, чтобы на него не подумали. Так что он не годится на роль убийцы. И так же с другими — с Кожемякиным, например, или с Пашкой Смурным.

— Скажите, а что представляли собой сами убитые? — задал Гуров новый вопрос. — Они к какой категории хищников относились — тигров, волков или, допустим, шакалов? Или они вообще были мягкие и пушистые?

Терехин быстро взглянул на сыщика и тут же отвел глаза.

— Интересный вопрос, — сказал он. — Скажу сразу: мягкими и пушистыми эти двое не были. Волки они были, вот что. Соблюдали законы стаи, выполняли приказы Свинца, но могли и свое что-то урвать. Жестокие они были люди, что уж говорить, особенно Коршун. Да и я сам — разве я был лучше остальных? Такой же хорек или волк. Теперь до конца жизни остается грехи замаливать…

— Да, мне говорили, что вы стали человеком верующим, — кивнул Гуров. — Значит, у вас есть шанс замолить. Скажите, а вы поддерживали контакты с вашими бывшими подельниками, Угрюмовым и Коршуновым? Знали, что у них происходит?

— Вообще-то я ни с кем из бывших дружков не хочу встречаться, — признался Терехин. — Исключение делал разве только для Славы Угрюмова. В нем какая-то совесть осталась, и он о прежних делах жалел. А я его пытался к вере склонить, уговаривал начать в церковь ходить. Да, со Славой я иногда перезванивался, встречался. И дома у него был, с женой Ириной был знаком. С остальными — нет.

— А если вы поддерживали с ним контакт, не можете сказать — Угрюмов в последнее время не говорил, что ему кто-то угрожает?

— Ну, Мрачняк был не такой человек, чтобы кого-то пугаться, тем более мне жаловаться… — начал Терехин и вдруг замолчал, словно вспомнил что-то.

Помолчал минуту, а затем сказал:

— А ведь был такой эпизод! Да, что-то такое Слава говорил…

— Что говорил? Когда? — заинтересовался Гуров.

— Примерно месяц назад Слава мне вдруг позвонил и спрашивает: не видел ли я кого-нибудь из прежней жизни? Я ему ответил, что Коршуна и Пашку Смурного то и дело на улицах вижу, а больше никого. А он мне говорит: «Нет, я не о наших, не о свинцовских. Мне тут показалось, что я увидел одного человека, которого совсем не хотел видеть. Думал, его уже в живых нет…» Я стал спрашивать, что за человек, но он не сказал. А спустя две недели его убили.

— То есть Угрюмов увидел человека из прежней, криминальной жизни, но не из вашей банды… — заключил Гуров. — Не знаете, кто это мог быть?

— Нет, тут я без понятия, — покачал головой Терехин. — В городе, кроме нашей, были еще две группы поменьше — «Заводские», из бывших рабочих завода «Дизель», и «Речники», которые в порту жили. Может, Слава о ком-то из них говорил?

— Может быть, может быть… А с кем еще из бывших членов банды, кроме вас,