Не успела договорить, как дверь в хоромину распахнулась, словно от ветра, да и захлопнулась. Влада, утратившая дар наполовину, и та почуяла, что Добромила покинула ее насовсем, дух ее унялся, услыхав слова внучкины, а стало быть, сказала Влада верно и разумела правильно – ехать надо.

– Благо тебе, бабушка, – прошептала ведуничка тихонько. – Чуть просохнет, так и тронусь с места.

Уверилась твёрдо, с тем и уснула сладко, да так, как не спала уж очень давно. Утром, умывшись, поутричав, сметала долгие косы, надела шитый охабень и пошла к Радиму Лутому. Ступила на богатое подворье, да удивилась, когда сам хозяин вышел к ней, будто знал, что придёт:

– Здрава будь, Влада. Давно уж жду, почитай с самой зимы, – сказал тихо, прищурился. – Раньше-то часто заходила, а теперь что? Мужа позабыла, вестей не ждешь?

– Всегда жду, дядька Радим, только ты ведь не рассказываешь ничего, – Влада и сама сторожко смотрела на богатого Лутого, все думала, с чего речи такие. – То отговариваешься, то руками разводишь. Прошлой осенью помнишь ли? Сам и обсказал, что Нежата тебе ни друг, ни родня, чтоб знать, как живет и где обретается.

Радим двинулся к девушке, навис над ней, плечи расправил:

– Верно, ни друг, ни родня. А ты кто есть? Жена оставленная. Другая уж давно бы за мужем пошла, хоть пешая, хоть как. А ты все возле бабки обреталась, оставить не желала болезную, – вроде грозил.

Влада не убоялась, чуя за собой правду: голову подняла высоко, брови изогнула гордо:

– Твое ли дело, Лутой? В чужой род не суйся, в свой заглядывай. – Почуяла отголосок Прави и даром потянулась к Радиму. Почитай все силы слила, что копила уж два года, с той ночи, когда девичества лишилась, расходуя только лишь на болезную Добромилу, поддерживая в ней живь до самого конца.

Радим замер, затрясся, а потом и попятился от ведуньи:

– Щур меня…

– Говори, что знаешь о муже моем? – держалась твёрдо, но уж знала, что после такого долго еще сил не будет – копить и копить.

– Не ведаю, Влада, не ведаю, – зашептал мужик. – Велесом клянусь! Слыхал, что в Новограде он опричь брата-князя, а боле ничего…

– А меня зачем ждал? Отвечай! – держалась из последних сил, давила на Лутого.

– Так ить Добромила померла, чего ж тебе тут сидеть? В Новоград пойдешь, не инако. Так и упреждаю, чтоб напрасно себя не мучила. Чай, две зимы миновало, как нет Скора с тобой, забыл, поди, – Радим белый стал, едва стоял.

– Помнит меня, подарки шлет. Ты почто напраслину наводишь? – Владка взялась защищать любого, но сил уж не осталось. – Услыхала тебя, дядька Радим. Иди в дом, испей горячего.

И пошла с подворья – ровно, гордо – в глазах муть, ноги трясутся. Дар все силы забрал подчистую.

Не помнила, как добралась до хором своих и упала на лавку, лежала, будто птаха подраненная: руки в стороны, как крылья разметала. Провздыхалась уж ввечеру, глянула в окно на небо серое и низкое, а потом как почуяла, что дожди будут идти долгонько. Едва не заплакала, кляня свою невезучесть! И сколь еще ждать сухоты, чтоб дойти до Новограда?

Так и потекло время, покатились дни серые в дождях и сумраке. Ни единого просвета, ни одного солнечного лучика не послал Ярила на Черемысл и Загорянку, будто обошел заботой, наказал за что-то народец.

Едва листки на деревьях появились, едва просохли дороги, и пришел в Загорянскую весь первый торговый обоз, Владка начала собираться. То метала торбу с одежкой, то прятала ее обратно, все не решалась пойти в огромный град, где народу тьма и еще возок. Но более всего опасалась, что прав дядька Радим и ее, жену оставленную, не вспомнит любый муж.

Одним утром – хмурым и холодным – дверь Владиных хором распахнулась и на пороге показалась Беляна:

– Не ждала? – говорила весело, улыбалась, а на лице места живого не было: синяки и ссадины.

Влада едва не упала, смотрела на подругу и не узнавала! Исхудала, осунулась, в два раза против того, какой перед свадьбой была. На плечах облезлый охабень, на ногах сапоги худые.

– Белянушка, как ты? Откуда? – бросилась в подруге, обняла, потянула к очагу. – Садись, согрейся.

– Будет, будет тебе липнуть-то, смола, – ворчала Белянка, а сама накрепко вцепилась в рубаху Владину и отпускать не собиралась. – Все, порвалась со Званом. Ведь жизни не давал, едва не каждый день колотил, зверина! Я было к отцу в дом сунулась, а меня и во двор не пустили. Влада, милая, не гони… Некуда мне идти…

И зарыдала так, будто резали ее по живому. Влада и сама заплакала, но подругу утешала: гладила по рыжим волосам, по плечам тощим. Стянула с нее охабень мокрый, кинула на пол, повела к лавке, усадила и прикрыла теплой шкурой. Пока та всхлипывала, бросилась в бабий кут, плеснула теплого отвара в кружку и поила рыжую, пока та не унялась.

– Благо тебе, Владушка… – Белянка прислонилась затылком в теплой бревенчатой стене. – Одна ты у меня и есть.

– Так и ты у меня одна осталась, Беляна. Видно начертано вместе горе мыкать, – Владка и сама глотнула отвару из кружки, прислонилась к теплой стенке, будто сил лишилась.

– Ну, не скажи, подруга. Чегой-то сразу горе? Жизнь, глянь, короткая какая. И прореветь ее всю? Нет, не согласная я! – Беляна вскочила с лавки, заметалась по горнице. – А ты все ждешь? Все надеешься, что муж за тобой приедет? Владка, дурёхой-то не будь, два года уж прошло. Ой, да что ж я, глупая, все о пустом?! Влада, уходить надо, Глеб Чермный воев своих ведет. Я пока шла от Красени по перелескам, обоз повстречала. Вел купец новоградский, вот и он и рассказал, что народец по берегам Ловати с мест снимается, бежит. Схроны лесные обновляет и там прячется. Говорят, кровавый он, Чермный-то, лютый. Он на Новоград идет, стол княжий стяжать, а вече не хочет ему стол давать. Вот и идёт Чермный посады пугать, на свою сторону переманивать. Бежать надо, Владка. Пойдут через Загорянку, так нам несдобровать. Вдоволь поваляют на лавках, а то и навовсе замучают. Тебе так точно не выжить. Такую паву вои не упустят.

Влада малое время сидела молча, а потом встала и заговорила:

– А вот и знак, – поправила бабье очелье на лбу. – Вторым днем тронемся с места, Беляна. В Новоград пойдем.

– Ты что, ополоумела? – рыжая всплеснула руками. – Так Чермный туда и идет! Из огня да в полымя?

– Тихо, – упредила взглядом Владка. – К волхву подадимся, его не тронут. Не посмеют. Я Скор, род их княжит, чай, оборонят. Пойдешь со мной?

Беляна похлопала ресницами, помолчала, но не подвела:

– Добро, идем. С тобой, хоть куда, Влада. Утресь выдвигаемся?

– Вторым днем. Нынче ты спи, сил набирайся, а я весь упрежу. Негоже людей бросать в неведении. Да и надобно сыскать с кем идти. Чай, одни мы далеко не уйдем. Схожу к Лесьяру, вызнаю, когда обоз пойдет в Новоград. Да, хоть в Вешень. Оттуда уж найдем подводь какую нето.