Верблюд смотрел на Мурада печальными добрыми глазами и не двигался. И Мурад увидел, как прогнулась вокруг Байыра земля. Трясина отпустила мальчика, но собиралась проглотить верблюда.

— Байыр! Миленький, потерпи! — Мурад сорвал с его спины вязанку саксаула, подтолкнул ветки верблюду под живот и, не оглядываясь, не теряя ни минуты, побежал к дому.

Он не помнил, сколько раз падал, он не лежал, набираясь сил, а полз, потому что трясина ждать не будет.

У него хватило сил оторвать дверь кибитки и прошептать:

— Спасите Байыра, он спас меня.

Утром, пробудившись, Мурад увидел, что в кибитке никого нет.

— Байыр! — вспомнил мальчик и вскочил. Ноги слушались плохо, голова кружилась, но Мурад добрался до двери и вышел на улицу.

Байыр стоял у кибитки, и перед ним лежала охапка травы. Байыр перестал жевать и повернул к мальчику голову. И Мурад засмеялся: сено во рту Байыра торчало во все стороны, как усы.

ГЛАЗА ЧАБАНА

Сегодня — той, праздник. На нашем коше остановился караван географической экспедиции.

Чабаны в честь гостей испекли чабанский пирог ишлекли, сварили плов и шурпу — суп.

Когда все поели, началось чаепитие, пошли разговоры. Всех тревожила засуха. Весна подходила к концу, а дождей йе было. Трава быстро выгорала. Скоту грозила бескормица.

— Не горюйте — ещё наш той не закончится, а над пустыней пройдёт сильный дождь.

Это сказал Чары-ага. Он только что пригнал свою отару на водопой и теперь усаживался на ковёр тоя.

— Откуда ты знаешь это, яшули? — спросил начальник экспедиции. — Небо чистое.

— Ах, верблюжата мои! — засмеялся Чары-ага. — Я знаю это так же точно, как ещё вчера знал, что ваша экспедиция сегодня будет у нашего колодца.

— Чары-ага, ты говоришь загадками.

— Какие загадки! Я гнал отару по вашим следам, боясь опоздать на той. Дети мои, вы учились многие годы в школе, в университете, а моя учёба — вся моя жизнь. Мой учитель — Каракумы. Десять лет назад я сам продал вашей экспедиции своего верблюда, а сегодня он вас сюда привёз. Я узнал его следы.

— Чары-ага, а как ты узнал, что будет дождь?

— Когда я подгонял отару, овцы припадали к земле, словно под ветром… Будет, будет дождь!

Учёные люди не очень-то поверили моему дедушке. Всё так же беспощадно палило солнце. Ни облачка, ни ветерка, но примета не подвела Чары-ага.

Мы не закончили ещё чаепития, когда цад песками пролетел сильный ветер. Ветер принёс тучи. Тучи пролились сильным дождём.

Экспедиция уходила по мокрому песку. Пустыня на глазах зеленела. От мокрого песка пахло рекой.

ЛОГОВО

Мы сидим с Чары-ага, ждём, когда пригонит отару Кулы-ага. Он что-то задерживается. Наконец они показались вдали. Чары-ага, по походке, издали узнал, что ночью у дяди Кулы были неприятности.

И точно. Волк отрезал у овцы курдюк. Курдючные — это такие овцы бывают. Курдюк — хвост, толстый, как мешок, в нём откладывается жир.

— Надо поглядеть, как дела в логове, — сказал Чары-ага.

— А где логово? — стал я спрашивать чабана. — А как волк курдюк отрезал? А что теперь с овцой?

— Овца жива останется, — сказал Чары-ага. — А логово ты сам завтра увидишь. Знаешь, как у нас в степи говорят: «Лучше раз увидеть глазами, чем десять раз услышать ушами».

На следующее утро мы пошли в степь. Я думал, идти придётся далеко, но уже километра через два мы поднялись на косогор. Чары-ага шёпотом сказал: «Сынок, прижмись к земле и замри». Сам он лёг возле меня, достал бинокль, чуть прополз вперёд, поглядел и знаком позвал меня к себе. «Вон они из логова выходят», — шепнул мне на ухо. Я увидел двух матёрых волков и трёх волчат. Волчица кусала самца за плечо, царапала его передними лапами, а он даже не огрызался. Я поглядел на Чары-ага. «Охота у него сегодня неудачная. Мало принёс. Волчица от волчат не может уйти, и он должен один кормить четверых. На овечьих курдюках не больно-то проживёшь».

— Что же вы не охотитесь за выводком? — спросил я.

— Теперь говорят, волки тоже полезные звери, — сказал Чары-ага. — Да и нам этот выводок не страшен: волки соседей не трогают. Это, видно, после многих неудач отец семейства решился напасть на нашу отару. Вот подожди, волчата подрастут, тогда мы и поохотимся. Волчат нужно живьём взять, их можно приручить.

«Овец будут стеречь волки! — подумал я. — Молодец у меня дедушка! И волки будут сыты, и овцы целы!»

АРБУЗЫ

Чары-ага посадил арбузы.

Нет слаще арбузов, выросших в пустыне!

— Ну-ка, пусть пустыня поработает на чабанов! — приговаривал Чары-ага. Семечки арбузов он прививал на верблюжью колючку и ещё одну крошечную бахчу устроил на склоне старого бархана.

Там, где растёт селин, кандым, борджак, сажать арбузы бесполезно. Место зелёное, тень, но арбузы среди этих растений погибнут. Растения пустыни — насосы. Они всю влагу заберут себе.

— Первое дело, — поучал меня Чары-ага, — это выбрать место. Ну, а второе дело — уберечь арбузные семечки от черепах, сусликов и солнца. Хорошенько не не затенишь саженца — и горячий песок сострижёт растеньице под корень, как ножницами. От черепах мы сделаем из веток изгородь, а сусликов лисы будут гонять. Лиса тоже не прочь полакомиться арбузом, только не семечками, а мякотью. Суслик чует семечко и начинает копать. Только песок летит — что тебе экскаватор! А лиса — тут как тут! Хвать паршивца за шиворот: «Не порть посадку, глупец! Вырастет арбуз, я мякоть съем, а семечки тебе оставлю. А коли не понимаешь своей выгоды, придётся тобою пообедать».

У Чары-ага сегодня хорошее настроение, и я его спрашиваю:

Дедушка, когда же ты меня возьмёшь отару пасти?

А вот сегодня и собирайся. Сегодня в степи хорошо будет. Полнолуние.

К вечеру у старого Чары-ага разболелись ноги, я приуныл, но Чары-ага слово сдержал.

— Пойдёшь с дядей Кулы, — сказал он мне, — поможешь ему.

С ОТАРОЙ

Отец Кулы-ага был чабаном, и дед его был чабаном, и прадед…

Облокотившись на кривую палку, Кулы-ага неподвижно стоит среди пустыни. Он как великан. А напротив него повисло над холмами усталое вечернее солнце.

Мы потихонечку идём за овцами. С нами собаки Сакар и Басар. Солнце у самой земли, но пески ещё дышат огнём.

Кулы-ага прислушивается к звону колокольчика. Серке поворачивает отару — почуял хороший корм. Отара идёт и ест. Кулы-ага чуть прошёл следом и опять остановился. Опёрся на палку, засмотрелся на закат. Солнце зашло. Помигало нам на прощание красными лучами и