Шрифт:
Закладка:
Он открыл дверь и слился с тишиной. Возведя осторожность до максимума, парень с учащённым от пробежки сердцебиением начал медленно пробираться к отделению. Выглянув из-за поворота, он чуть не упал замертво от испуга. Перед ним предстал силуэт женщины, освещаемый отблесками фонарных огней. Она была голая и абсолютно невозмутимая. Женщина стояла на одном месте, рассматривая незваного гостя.
— Прости… Прости, что ворвался сюда… Я не хотел тебя увидеть голой…
Каменной фигуре оказались не интересны оправдания. Женщина продолжала лунатить.
— Слушай, — решил попробовать Кирилл, — а ты не могла бы позвать Машу?
Надежды на успех было мало, но других вариантов у него просто не было. Неожиданно для парня, да и, кажется, для самой себя, девушка спустя секунду выдала быстрой писклявой скороговоркой ответ:
— Да, конечно.
После этих слов она ушла. Кирилл не мог понять: начинать ему паниковать или радоваться. Он решил подождать, иначе всё им совершенное было бы зря. Прислушиваясь к каждому постороннему шороху, нарушитель сохранял бдительность. За окном чирикали ночные птицы. Листья деревьев колыхались, подобно волнам при прорыве ветра. Иногда собака лаяла где-то за пределами территории. Кирилл внимал образ летней ночи и предвкушал с содроганием встречу.
— И что ты тут делаешь? — раздался из темноты вопрос.
Кирилл сразу узнал знакомый голос.
— Да вот, пришёл на сеанс, но, видимо, опоздал.
Маша вышла из тени и показалась полностью.
— А я подумала, что тебе отшибло память и ты забыл, какого пола.
— Очень смешно, — передразнил её Кирилл.
— Курить будешь?
— Давай.
— Пойдём тогда укроемся в туалете.
Она приблизилась в плотную, обдавая его своим головокружительным ароматом.
— Главное, чтобы лунатизму Тамары не пришла идея здесь принять ванную.
— Она нас не сдаст?
— Думаю, она про нас уже забыла. Мы для неё часть сна.
— Ясно.
Парочка зашла в уборную и прикрыла за собой дверь. Разместившись на кафеле, они попали под лунный свет, озаряющий южную сторону корпуса. Белая прозрачная мантия накрыла Машу, превращая её кожу в молоко, а волосы в пепел. Кирилл просидел бы всю вечность здесь под угрозой любого наказания.
— Пахнет мочой, — заверила Маша.
— По сравнению с нашим запашком, это — освежитель воздуха.
Девушка усмехнулась, пуская дым по поверхности холодного пола.
— У меня к тебе есть один вопрос, — начал Кирилл.
— Какой?
— Я тебя вчера слюной не испачкал, когда ты меня за руку взяла?
— Нет, но выглядел ты, скажем прямо, не очень.
— Я старался себя держать в руках.
Они оба опустили головы и лёгкие улыбки появились на их лицах.
— Тогда у меня к тебе тоже вопрос.
— Давай.
— Зачем на самом деле пришёл?
— Тебя увидеть.
— Зачем?
— Мне с тобой хорошо.
Она подняла глаза, но он продолжал смотреть, поражая искренностью и непосредственностью.
— Правда влюбился что ли?
— Не знаю. Наверное. Просто хорошо с тобой. Как дома.
Она тоже решила не отрывать взгляда.
— Как всегда говоришь правду?
— Да.
Молчание и новый поток ветра за стеной, приводящий в движение траву.
— Но один раз я соврал.
— Когда?
Кирилл ещё раз затянулся. Скрытая тайна его на сейчас не тревожила.
— Я попал сюда не из-за передоза.
Маша молча продолжала слушать.
— Я убил своего отца. И хотел убить себя.
— Как?
— Оставил открытым газ. Отец спал в стельку пьяный, так и помер. Меня откачали.
Глаза парня машинально обратились к лунному изображению на небе. Ему хотелось знать — почему об этом сейчас так легко говорить.
— По решению суда меня доставили сюда с диагнозом маниакально-депрессивный психоз.
— А твоя мама?
— Погибла ещё раньше. Несчастный случай…
Маша не задавала больше вопросов. Она словно моментально всё поняла. Она протянула руку и коснулась локтя Кирилла, надеясь, что этот жест всё ещё может помочь.
— Я тебе тоже соврала, — глаза показались стеклянными, — у меня не лежит здесь мама. Здесь я — пациентка.
— С чем?
— Эпилепсия.
Кирилл понял, что и настоящую боль он уже давно не ощущал.
— Кажется, это наследственное. У папы диагностировали два года назад раковую опухоль головного мозга. На фоне этих событий мама сошла с ума. Отец умер, а мама ушла в глубокое помешательство и тоже вскоре скончалась. Центр терморегуляции был нарушен, её мозг сварился.
Маша говорила словно в поддержку, но Кирилл в этот момент больше всего сострадал ей.
— Так что у меня тоже никого не осталось.
Ни он, ни она не могли поверить в столь невероятное и ужасное совпадение. Они молчали, но лишь потому, что без слов понимали друг друга.
— Неужели у жизни настолько плохое чувство юмора, — уткнулся глазами в пол Кирилл.
— Зато у судьбы оказывается хорошее, — дополнила Маша.
Птицы запели громче и звёзд за окном стало больше.
— И как ты с этим справляешься? — спросил он.
— Никак. Я свыклась с мыслью, что то, что происходит, просто происходит. Без особого значения, смысла. Покончить с собой мне не дают заложенные родительские установки, а жить нормальной жизнью не позволит моё заболевание. А ты?
— Тоже никак. Я ведь сюда пожаловал с неудачной попыткой суицида.
Она с нарастающим интересом рассматривала собеседника.
— Ты не похож на суицидника, который бежит от жизни. Это ведь правда?
— Нет. Это чувство вины.
— За отца?
— За мать.
Они достали по ещё одной сигарете.
— Когда умер папа, я наглоталась его таблеток и слушала группу Crystal Castles. Даже не плакала, — призналась Маша.
Кирилл усмехнулся.
— Я с ними в наушниках засыпал, когда дома оставил все газовые конфорки открытыми.
— Серьёзно?
— Да. Кажется, их треки могут передать самые сильные человеческие чувства.
— Безысходность, — помогла Маша, — она может подарить и свободное от всего счастье, и ничем неутолимую грусть.
— Точно.
— Сколько надо сожрать наркоты, чтобы добраться до истины…
— Или просто утратить всё самое любимое.
Они чувствовали друг друга. Пришло неожиданное осознание, что с каждой потерей приходит что-то новое.
— Как бы ты прожила эту жизнь?
Маша взялась за голову и мечтательно сказала:
— Врачи мне напророчили прогрессирующее течение заболевания. Ухудшаться здоровье будет быстро и в какой-то момент я останусь недееспособным инвалидом…
Кирилл не перебивал и ждал, вскоре Маша сказала то, к чему вела.
— Поэтому я бы просто жила каждый день в удовольствие. Вечно пьяной, вечно смеющейся, вечно открывающей для себя красоту. Мне почему-то кажется, что это единственный существующий смысл жизни у человека, который познал смерть.
Кирилл находил в ней больше, чем