— Всё дело в балансе, — ответил Рогал, вновь обхватив кулак другой рукой. — Если не добьёшься тактических побед — не продвинешься к стратегическим целям[4]. Мы не вправе забегать вперёд.

— Никак нет, мой господин.

Прошло ещё несколько секунд, а затем Дорн резко посмотрел налево, за гололит, в сторону одной из станций связи на нижней палубе стратегиума.

— Лев Эль’Джонсон собирается начать следующую атаку, — спокойно произнёс примарх.

Гидореас проследил за взглядом своего господина и заметил, что лейтенант Эфрид удаляется от пультового сервитора, держа в кулаке сообщение, выведенное автописцом.

— Уведомить штурманов и флот, что мы совершаем манёвр для бомбардировки и высадки с целью оказания поддержки. — Дорн снова обратил взор к гололиту и настроил дисплей так, чтобы на нём отобразились линия укреплений и городские агломерации, где высадились Тёмные Ангелы. На схеме обновились метки легионеров: они прошли за стены и углублялись в город. — Пришло время для финальной демонстрации наших намерений.

— Выпускаем вторую штурмовую волну, господин?

— Да, но для того, чтобы поддержать Льва. По-моему, он обнаружил политическую столицу планеты. Рассчитайте маршрут флота, чтобы подвести нас к кораблям Первого легиона, и подготовьте для их примарха сообщение о том, что мы готовы действовать по его слову.

— По его слову? — переспросил Гидореас, не в силах сдержаться. — Мой господин, но командующим назначили вас!

— А теперь я передаю руководство тому, кто лучше сумеет воспользоваться им, капитан, — резко ответил Дорн.

Гидореас осознал, что лучше всего будет промолчать. Он отсалютовал и склонил голову, показывая, что понял приказы своего господина. Несколько секунд спустя Эфрид поднялся по рампе на смотровую площадку.

— Владыка Дорн, примарх Первого легиона посылает депеши. Он прорвал оборону и считает, что приближается к планетарному правительству. Он просит нас выдвинуться для поддержки, чтобы обеспечить полное окружение врага.

Рогал перевёл внимание на дисплей над навигационными станциями, отображавший расположение флота. Прервав любое общение с подчинёнными, он просчитывал дальнейшее развитие событий.

— Я получил приказы для нас, — сказал Гидореас.

Пройдя мимо примарха, он забрал у лейтенанта свёрнутый лист пластека.

Пока они спускались, Гидореас бросил взгляд на командующего своего легиона, всё ещё не вполне понимая, что сейчас произошло у него на глазах. Любой другой индивидуум мог счесть «просьбу» Льва самонадеянной, а то и попыткой свести счёты за то, что изначально командование поручили не ему. Дорн же не просто был готов отказаться от своей власти во благо кампании, но и предвидел подобный вариант. Хотя минуло десять лет[5] с тех пор, как Рогал воссоединился со своим легионом, и пять — с того дня, как Гидореаса повысили до советника, никогда прежде он не видел Дорна таким прямолинейным, таким сосредоточенным в своих решениях. Хускарл осознал, что наблюдал примарха в его стихии. Так выглядел Рогал Дорн, когда действовал в полную силу, и эта картина внушала смирение.

Гидореаса поразило не столько отсутствие эгоизма — прежде он видел, как гордыня порой брала верх над Дорном, — сколько сила, исходившая из полнейшей убеждённости примарха в том, что он поступает правильно. Речь не о высокомерии, а о всепоглощающей целеустремлённости, которую распалил в нём недавний Солнечный конклав с участием Императора. Капитан не знал наверняка, что произошло между Повелителем Человечества и его сыновьями, но ходили слухи об обмене новыми клятвами, о подтверждении цели Великого крестового похода. Что бы Он ни сказал примархам, эти слова разожгли внутри Рогала Дорна огонь, и теперь он горел ярче, чем Гидореас когда-либо наблюдал прежде.

Это пламя или озарит Галактику, или поглотит их всех.

Свет горящих дворцов отражался от линз шлема магистра Эола, когда он обратился к собравшимся Храмовникам — трёмстам легионерам, практически целой роте. Они стояли на усыпанных обломками руинах бульвара, ведущего в сердце столицы, построившись в три ряда с обеих сторон. Подразделения отозвали из сражений по всей планете, чтобы обеспечить примарху достойный почётный караул: ожидалось, что Тёмные Ангелы и Дети Императора поступят так же.

— У нас тут не победный парад, мы пока что не выиграли. Это военный совет, — Эол зашагал по центру дороги между рядами своих Храмовников. В левой латной перчатке он держал двуручный меч, положив клинок на наплечник. Под тяжеловесной поступью воина хрустели осколки камня. — Я хочу, чтобы вы смотрели на итоги наших кровавых трудов и гордились. Нельзя допускать, чтобы те, кто отвергают Императора, действовали против Него. Сопротивление порождает возмездие. Значит, Согласие — или завоевание. Сейчас мы в самом начале этого крестового похода в обитель теней, и каждый из ваших клинков дарует смерть ещё тысяче врагов. Там, куда мы идём, нет ничего, кроме тьмы. Мы должны нести с собой наш свет, будь то фонарь просвещения или пылающий факел разрушения. Имперская Истина скрепляет нас, но определяют нас клинки наши. А теперь — встаньте гордо перед своим примархом и другими легионами, твёрдо зная, что мы не посрамили себя в их глазах.

Пока Сигизмунд наблюдал за Эолом, тот направился к площади, отведённой под посадочную зону. Прежде на ней располагались вычурные абстрактные статуи, но их снесли. Фрески с декадентскими сценами, покрывавшие фасады зданий, раскололись под обстрелом, стены испещряли воронки от артиллерийских и болтерных снарядов. Взгляд Сигизмунда скользнул вдоль рядов его братьев, чью броню избороздили похожие следы свирепых схваток. Только перспектива праведного истребления могла вынудить врага биться со столь бешеным и бесцельным неистовством. И вышло так, что Рогалу Дорну и его братьям пришлось совершить именно то, чего страшился противник. Они отказались от переговоров, от новых попыток заключить мир, даже от идей о прекращении огня, которое позволило бы итераторам заняться своим делом и разъяснить несведущим великий замысел Императора.

На такую бездумную ненависть ответить могли только болтер и клинок.

Струи пламени из двигателей десантных судов возвестили о прибытии примархов, каждого из которых сопровождали эскадрильи истребителей в геральдических цветах его легиона. Рогал Дорн подобрал достаточно просторную зону высадки, чтобы все три «Грозовые птицы» могли приземлиться вместе. Иначе могло показаться, что у сыновей Владыки Людей