Шрифт:
Закладка:
И девочка принялась за работу. Сначала она отнесла мольберт на кухню и поставила возле вазы, потом долго перекладывала фрукты, меняя их местами, чтобы на картине они выглядели наилучшим образом. Закончив с натюрмортом, Элли перенесла мольберт в сад, к кусту розы. Тут прибежал Догги и начал крутиться возле ее ног.
— Догги, я не могу сейчас играть, я рисую. Подожди немного, я дорисую и потом с тобой побегаю. Я уже сама устала быть художницей, это так трудно, но нам нужен пони. — пес не унимался: то тыкал своей мордочкой под локоть девочку, то бегал между мольбертом, то и дело задевая его. — Догги, из-за тебя получается неаккуратная картина, ее никто не захочет купить. Не мешай мне!
То ли Элли устала рисовать, то ли ей пес мешал, но с цветами она закончила очень быстро. Довольная собой, она отнесла все свои работы в комнату.
— Я — большая молодец! Нарисовала сама три картины, вот теперь мне точно хватит на пони, ну или на воздушный шар. — и она побежала играть во двор с Догги.
Вечером приехали гости. Элли надела самое нарядное из своих платьев, которое было исключительно для особенных случаев, бусы, браслеты, кольца, надушилась духами, взяла свои рисунки и побежала вниз к гостям. Она подошла к папе и что-то ему прошептала, он кивнул головой.
— Дорогие гости! — обратился папа к присутствующим. — Сегодня вам посчастливится увидеть работы еще совсем юной художницы, но которую ждет блистательное будущее. Прошу, Элли, покажи нам свои картины. — девочка начала расставлять их над камином. — Понравившиеся вам картины можно будет купить. Художнику очень нужны деньги на покупку пони, воздушного шара или мороженного. Так что, гости, наслаждайтесь красотой и не стесняйтесь покупать!
Все присутствующие поднялись со своих мест и подошли к камину, чтобы рассмотреть картины поближе. Они долго молча смотрели, потом дядя Джон произнес:
— Элли, дорогая, подскажи мне, пожалуйста, как человеку, который ничего не понимает в искусстве, что здесь нарисовано, я что-то не разберу.
— Дядя Джон, тут же все понятно: это мой Любимчик спит на кровати, — она показала на первый рисунок, — это роза в саду, — показала на второй, — получилась не очень аккуратно, потому что мне Догги мешал, а это натюмот, — показала на третий рисунок, — вот яблоко, груша, а это, кажется, апельсин. — она нагнулась поближе к рисунку, чтобы рассмотреть. — Да, точно апельсин! Фрукты в вазе называются на-тю-мот, запомни дядя Джон!
— Аааа, теперь все понятно. На-тю-мот — это я запомню. — он улыбнулся. — Ну что же, я готов купить все три картины за одно мороженное, согласна?
— А как же пони? — не соглашалась Элли.
— Я могу предложить три мороженного за три картины. — сказала тетя Марта.
— Этого не хватит, чтобы купить пони или воздушный шар. — грустно сказала девочка.
— А я вот что предлагаю! — радостно сказал дядя Джон. — Завтра мы с тетей Мартой приглашаем тебя, Элли, в зоопарк. Там ты сможешь покататься на пони, а тетя Марта угостит тебя мороженным, и не одним, а тремя, как и обещала.
— Это очень хорошее предложение! — произнес папа. — Элли, я бы на твоем месте согласился.
Девочка немного подумала, а потом сказала:
— Ну если больше никто не хочет купить мои картины, то я согласна, только я сама выберу мороженное.
— Разумеется! — согласилась тетя Марта.
На следующий день по дороге в зоопарк Элли решила, что больше не будет художницей, так как непонятно, какой на-тю-мот надо написать или нарисовать, чтобы его захотели купить за много денег.
Глава 7
Ночь в палатке
Как-то раз Элли решила, что она уже взрослая и ей пора жить отдельно от папы и мамы. Но так как еще одного дома у родителей не было, то девочка согласилась первое время пожить в палатке в саду.
Элли с папой оборудовали ее новое жилище: поставили палатку под яблоней, постелили там матрас, две подушки и одеяло, девочка принесла три больших пакета с игрушками и две пары своих любимых резиновых сапог, на случай если пойдет дождь. В палатке совсем не было места для стола и стула, поэтому решено было, что кушать она будет приходить в дом к родителям, а все остальное время проводить отдельно.
Как же Элли нравилось жить отдельно! Она разложила все свои игрушки, поставила сапоги возле входа, разлеглась на матрасе и наслаждалась самостоятельностью.
Вскоре мама позвала ужинать и девочка побежала в дом.
— Как тебе на новом месте? — спросил папа.
— Папа, это так здорово быть взрослой! — ответила Элли, жуя ужин.
— И чем же это здорово? — поинтересовалась мама.
— Ну я сама все делаю, ухаживаю за всеми. — ответила девочка.
— А разве когда ты жила в доме, было по-другому? — продолжила мама.
— Конечно! Тут вы всегда рядом, а там я одна! — гордо сказала Элли. — Я пойду.
— Может еще немного побудешь с нами, посмотрим мультики? — предложила мама.
— Нет, мамочка. Мне нужно всех кукол уложить спать, им там без меня скучно.
— Ты не будешь бояться спать одна? — спросил папа.
— Конечно нет, папа, я же взрослая! Спокойной ночи! — и девочка побежала в палатку.
На улице ночь опускалась на деревню. Элли немного поиграла с игрушками и решила укладываться спать. Она переоделась в пижаму, забралась под одеяло и закрыла глаза. На ее лице была улыбка.
Но уснуть у Элли не получалось. Со всех сторон до нее доносились различные непонятные и пугающие звуки. Она пыталась не обращать на них внимание, даже повернулась на другой бок, но все равно ей представлялись различные кошмары и чудища, бродившие неподалеку. Вдруг совсем близко треснула ветка и послышались шаги. Элли села на матрасе, подтянула к себе ноги, одеяло натянула до самых глаз, ожидая, что же будет дальше. Шаги были уже совсем рядом, и тут молния от замка на входе в палатку начала подниматься вверх. Девочка замерла.
— Элли, дорогая, это я! — услышала она голос папы.
— Папа, ты меня напугал.
— Извини! Я принес тебе фонарик, с ним тебе точно не будет страшно.
— Посиди со мной, пожалуйста.
— Хорошо. Может пойдем в дом спать?
— Нет, я тут останусь. Только ты мне сказку расскажи, чтобы я уснула побыстрее.
— Давай. — и папа начал рассказывать сказку про принцесс, их особенно любила Элли.
Девочка прилегла на ноги папы, он нежно гладил ее волосы, она слушала свою любимую историю и в этот момент ей казалось, что никто и ничто больше