Шрифт:
Закладка:
Маленькой девочкой Фрида проводила тайный обряд. Сидя в своей комнате, она дула на оконное стекло и, когда оно запотевало, пальцем рисовала дверь, представляла, как входит в эту дверь, расположенную на другой стороне улицы – в том месте, где молочный магазин «Пинсон»; как ныряет в букву «о» и выходит в центре земли – там ее поджидала воображаемая подружка. Эта подружка была невероятной, она летала быстрее колибри. Фрида делилась с ней переживаниями. Возвращаясь, она снова пересекала букву «о» из вывески «Пинсон» и выходила через нарисованную на стекле дверь. Потом второпях все стирала. Такая радостная, она не в силах была устоять на месте, неслась до огромного кедра, что раскинул ветви в самом центре патио, внутреннего дворика семейного дома (la Casa azul[26] – на тот момент он не был еще выкрашен в синий); и, думая о своем большом секрете, Фрида смеялась, ее переполняли чувства после встречи с другой девочкой, с таким же, как у нее, лицом, и эта девочка никогда не впускала в ее жизнь одиночество.
Сама с собой Фрида была в согласии, и в доме, полном сестер, сиюминутных желаний и ограниченных свобод, это согласие придавало ей особую силу. Как бы она сегодня хотела нарисовать на потолке дверь и улететь далеко-далеко, но ей не шесть лет, и где прячется ее воображаемая близняшка, какими потаенными тропами до нее добраться – она не знает. И тогда Фрида обращается к отцу и просит его прикрепить на верхнюю перекладину кровати зеркало. Гильермо Кало тут же подчиняется. Он готов исполнить любое дочуркино желание – только бы она не страдала. Он прикрепляет сверху на столбы кровати огромное зеркало – так чтобы, не двигаясь, Фрида целиком видела свое окаменевшее тело.
Фрида видит Фриду.
Лицом к лицу.
Две Фриды пристально смотрят друг на друга. И, глядя весь день в зеркало, она проходит через него, находит то потерянное окно, что когда-то вело к двойняшке.
Фрида заказывает у отца кисти, краски, мольберт и холст.
И вмиг принимается изображать действительность.
Серо-синий
Голубовато-серый, плотный, с нотками фиолетового.
Фрида рисует ради Алехандро; она рисует, чтобы забыть о своих искалеченных ногах; рисует ради близняшки, потерянной в букве «о» на вывеске молочного магазина «Пинсон», что расположился на противоположной стороне улицы; она рисует ради своего отца, что закрылся один и играет на фортепьяно Штрауса или читает Шопенгауэра; она рисует ради друзей из «Качучас», которые все реже приходят и со смехом рассказывают о том, как на его высочество всех превысочеств наложили штраф; Фрида рисует ради сестры Матиты, что читает ей поэмы, ничего в них не понимая; ради первого жениха своей матери, что на ее глазах покончил с собой, Фрида рисует, потому что мать ей об этом никогда не говорила; она рисует ради своей вагины, проткнутой поручнем; ради сестры Кристины, которую обожает, хотя они и ругаются без конца; рисует ради тощей ноги, над которой насмехались другие дети; и ради страстных поцелуев, украденных у красивых мальчиков. Фрида рисует, потому что ей не нужны цветы от Алехандро, она хотела бы, чтобы он изнасиловал ее; она рисует, потому что думала: трамвай – это шутка, потому что хотела стать врачом, потому что стала одной из первых девочек, поступивших в Подготовишку; рисует, потому что больше учиться не будет; рисует, потому что не может ходить; рисует, потому что ночами просыпается от боли и не может уснуть; Фрида рисует, потому что Алехандро не пишет ей, не приносит книг; потому что ощущает одиночество, будто оно приклеилось к ней сиропом агавы; она рисует, потому что в церкви ей нравился запах ладана; потому что, когда рисует, она ни о чем не думает, не двигаясь, она танцует, как ненормальная, она снова надевает на себя золотые одежки de bailarina; она рисует, потому что боль в ее спине настолько несносна, что хотелось бы с ней покончить, потому что рисование помогает заглушить усмешки спинных фантомов и она забывает о корсете; Фрида рисует ради мертвых детей квартала, которых хоронили с бумажным венком на голове за неимением денег; она рисует, потому что отец сказал ей: однажды придется научиться не только смотреть, но и видеть; она рисует, потому что больше ей ничего не остается делать.
Фрида изображает автопортрет в бархатном платье цвета европейского вина с глубоким вырезом – таким глубоким, что туда можно нырнуть. Шея ее бесконечна, через ткань проглядывают затвердевшие соски. На фоне море серо-синего цвета, чуть ли не черное, дышит, и волны его вздымаются. Они губительны.
На обороте первого полотна она пишет: Фрида Кало в возрасте 17 лет, сентябрь 1926 года. Койоакан.
Ниже она пишет на немецком, родном языке своего отца: Heute ist immer noch[27].
Фриде было не семнадцать лет, а девятнадцать – и что с того? Она одним взмахом стирает Аварию, она решает, выворачивает действительность, имеет на это право. К тому же Фрида никогда не понимала, почему не может выбрать себе имя и дату рождения.
Она пишет Алехандро письмо: это картина для него, и он может повесить ее на уровне глаз, чтобы не забывать, как выглядит его Фрида.
Конечно же, Фрида рисует не ради вышеперечисленных причин, рисует она без причины, без цели, без амбиций; она не знает, зачем рисует, и такого вопроса себе не задает. Рисование помогает ей облегчить боль. Она рисует, потому что прикована к кровати, потому что всегда любила держать в руках карандаш, потому что больше не может целовать очаровательных мальчиков, потому что Алехандро отрекся от своей novio и потому что прямо сейчас умирать не стоит – как-нибудь потом. Столько всего надо успеть!
Heute ist immer noch.
Сегодня все по-прежнему.
Сапфировый синий
Обжигающий оттенок темно-сиреневого.
– Товарищ Ривера! – сложив руки рупором, кричит этим утром у Министерства образования Фрида.
Забравшись на строительные леса, на высоту трех метров, мастер наконец-то услышал свое имя, обернулся и выглянул вниз. Там уверенно стоит девочка, лицо обращено к нему, смотрит на него диким взглядом, волосы собраны в хвостик; на самом деле не такая уж и девочка, красивая круглая грудь чуть выглядывает из-под свертков, что она крепко держит под мышкой.
– Что еще? Я работаю.
– Мне нужно кое-что вам показать.
– Мне некогда, niña[28].
– Ривера, спускайся. Rápido[29].
Наглость маленького создания рассмешила его, но он этого не показал; Диего рисует уже восемь часов, он рисовал всю ночь, можно и позволить себе отдых, особенно если этот отдых связан с женщиной. Спускается со своего Олимпа к девчушке. Оказывается напротив нее: рост метр девяносто и ширина плеч мастодонта забавно смотрятся на фоне упрямой колибри. Он предупреждает, что занят.
Она принесла две картины, ей нужно его профессиональное мнение, и у нее тоже нет времени – предупреждает она.
Не моргая, Фрида ждет реакции самого известного человека Мексики.
– Поставь их у стены на солнце и отойди.
Вытерев руки о рубашку, Диего прикуривает сигариллу с кольцом сапфирового цвета, маленькую сигариллу, что пахнет шафраном. Он долго смотрит на картины, потом поворачивается к Фриде, открывает рот, но, ничего не сказав, снова устремляет взгляд на картины. Молчание нарушает вопросом: где она живет.
– В Койоакане.
– Я приду в воскресенье, а пока
