Шрифт:
Закладка:
Хотя вопрос видовой принадлежности, пожалуй, лучше вовсе игнорировать – подозреваю, что эльфолюбия в Каре, доставшейся мне за неведомые грехи, вообще нет.
Ворлак всемогущий, кого ты мне послал?
Карина Ладова
Если честно, от собственного хамства я сама фигела, но остановиться не могла. А всё нервы виноваты. Ну и некстати проснувшаяся совесть немного поучаствовала.
Просто в норе было реально пусто. Я же облазила её всю утром.
Да, имелся некоторый запас одежды – теперь ещё и моей – и скромное разнообразие посуды на кухне, два стула и колченогий табурет там же, но больше ни-че-го!
Единственный «коврик» я умудрилась испортить в процессе борьбы с саламандрой (чтоб у неё чешуя плесенью поросла!). Одеяло – оно же покрывало – было в единственном числе. Матрас снимался, но под ним находилось не ровное фанерное дно, а решето из планок а-ля ламели. Спать на этом без подложки не смог бы даже опытный йог.
Вот и получалось, что либо я уступлю ушастому норовладельцу половину ложа, либо он захватит его сам – не станет же эльф куковать всю ночь на стуле, как курица на насесте.
С одной стороны, мне было плевать – я не кисейная барышня, чтобы в обморок от перспективы совместного ночлега уплывать. В походах по юности мы порой по пятеро в двухместную палатку набивались, и всем было до лампочки, какого пола соседи, лишь бы храпели потише.
А с другой – Лёня-то как раз воспитание имел иное. Позови я его просто так, ещё решил бы, что я на интим намекаю. Пришлось выпендриваться и цирк с граблями устраивать. Аж самой неловко стало. Отсюда и грубость.
Ладно. Утром извинюсь, если за ночь не придушит.
С этой ценной идеей я и отключилась. А очнулась, как и накануне, от припекавших щеку солнечных лучей. Нос к носу с Леонэлем.
Чуть не завопила от неожиданности и возмущения, особенно когда ощутила его руку, нагло устроившуюся на моей пятой точке. А потом взгляд помимо воли скользнул от носа эльфа к губам, стыдливо опустился на адамово яблоко, ненадолго застрял на ямке между ключицами и упёрся в располосованную свежими бороздами мужскую грудь, ещё вчера совершенно целую.
Мамочки! Это же не я его так? И не грабли? Я же их железной частью к ногам положила. Где они, кстати?
Мне бы успокоиться и потихоньку улизнуть, но… В панических попытках нащупать пограничный черенок, я невольно облапала соседа. Ладонь проехалась по его рельефному животу да там и забуксовала.
Лёня что-то невнятно буркнул и перевернулся, одним движением опрокинув меня на спину и накрыв собой. Я даже пискнуть не успела, как оказалась распластанной под неожиданно тяжёлым телом мужчины, ещё и с запечатанным поцелуем ртом.
«Капец тебе, Карина!» – промелькнуло в голове, и это была последняя связная мысль.
Леонэль Нар-Ноэ
Очнулся от странной смеси боли и удовольствия, мысленно помянул вурдалаков и, открыв глаза, уставился на… Карину, лежащую подо мной.
Дохлый… эм… пусть будет тролль для разнообразия! Какого огра тут происходит?!
Первым порывом было скатиться с девчонки, смотревшей на меня глазами, размером с блюдца, вторым – покрепче прижать её к кровати, чтобы снова не врезала. А пока держу, как-то объяснить ей всё происходящее и то, что было до.
А что-то явно было, учитывая припухшие губы бедняжки и мои смутные воспоминания, насквозь пропитанные тем самым удовольствием, от которого я, собственно, и проснулся.
Боль напомнила о себе жжением в районе груди, отчего я невольно скривился и… всё-таки получил. Не по морде, конечно, а по бокам, но тычки были весьма ощутимы. Особенно когда я спросонья и в растерянности.
– Кар-ра! – гаркнул (хотя, скорее, каркнул) на драчунью, пытаясь поймать выскользнувшие из плена руки и обездвижить. – Я всё сейчас…
– Вот же козлина! – выдохнула мне в лицо она.
Глаза-блюдца стремительно превратились в пылающие яростью щёлки, а сама девчонка, очевидно, решила мимикрировать под саламандру, которую ловила вчера. Иначе чем объяснить внезапно открывшуюся в ней способность извиваться, как ящерица, невзирая на груз моего не самого лёгкого тела.
– Карина…
– Урод озабоченный!
Слова её ударили больнее пощёчины. После ухода из семьи прекрасных белокурых эльфов, умудрившихся родить одного рыжего уро… первенца, так меня никто не называл. Никто бы и не осмелился. А эта, как обычно, отличилась.
Тогда почему вместо того, чтобы придушить, мне дико хочется её снова поцеловать? А ещё лучше… Нет, не лучше. И так непонятно, что сотворил ночью с девчонкой, не хватало довершить дело в здравом уме и твёрдой памяти, дабы окончательно подтвердить, что я урод. Полный.
– Прости, – буркнул, опять морщась от боли, которая накатывала волнами, «разъедая» грудную клетку. – Я был не в себе.
– Когда именно? – продолжала бушевать моя пленница. – Когда целовал меня, не открывая глаз, или когда рожу скривил, их открыв?
Вот зачем она опять про поцелуи? Взгляд сам упал на девичьи губы: аккуратную верхнюю и чудь более полную и мягкую нижнюю, которую девушка закусила от досады. Такую блестящую, нежную и манящую, что я невольно сглотнул, сильнее сжимая запястья Карины. Да и саму её тоже вжимая… в матрас.
Дохлый гоблин! Что со мной?!
– Руки сломаешь, – зашипела самая соблазнительная женщина в мире. Нет – полагаю, во всех мирах.
– Прости, – повторил я растерянно и рывком поднялся, освобождая Кару от себя, а себя – от тяги получить от неё не только оскорбления и поцелуи.
Не броситься к выходу бегом, спасаясь бегством от собственных желаний, стоило мне больших усилий. А сделав пару шагов к двери, я и вовсе замер, почуяв неладное.
Думал, она швырнёт в меня чем-нибудь вдогонку, и даже мысленно порадовался, заметив, что грабли уволокла в уголок спальни Локис, где и дремала, используя их в качестве опоры, но Карина ничего не сделала. Даже не обругала в своём тролльем стиле, на ходу изобретая слова. И не высмеяла, как делала днём, когда мы прибирали двор. И не… Да вообще ничего!
Обернувшись, увидел её сидящую на постели, подтянув к подбородку колени. Растрёпанную, обиженную и такую беззащитную, что кулаки сами сжались от желания врезать по собственной физиономии. Хорошенько так. Чтобы окончательно проснулся и протрезвел… Так, стоп! Протрезвел? Но я ведь после памятной вечеринки у Ррорка не пил!
Грудь опять обожгло болью, ещё и запах почудился: слабенький такой,