- Нет.

  - Учишься?

  - Опять ты пристал со странными словами! - рассмеялась смущенная девушка. - Не учусь, не работаю. У нас таких понятий нет. Все занимаются только тем, в чем их призвание.

  - Ну а в чем же твое призвание? - заинтересовался Алексей, подавшись к ней.

  - Созидание. Я люблю творить.

  - Продемонстрируй, - попросил он.

  - Видишь эту беседку? - молвила Марина, оглядев квадратное строение, в котором они сидели. Все доски были будто новые, краска тоже не поблекла на солнце, и Алексей готов был поспорить, что беседка была отстроена недавно.

  Но вдруг все стало менять форму. Квадратная крыша на глазах превращалась в нечто другое, играя в бликах солнечного света и по форме напоминающее сердце. Скамейки тоже меняли форму, но, удивительно, никакого дискомфорта при этом Ховрин не испытал. Он восторженно наблюдал за тем, как квадратная беседка неторопливо перевоплощается, обретая форму сердца. Беседка даже цвет поменяла, перекрасившись в красное сердечко.

  - Мать вашу, - потрясенно выразился Алексей, не веря своим глазам. Он провел рукой по свежей краске, которая не оставляла на ладони никаких следов. - Фантастика! Это потрясающе, Маринка! Как тебе удается?

  Она лишь скромно улыбнулась, оглядев свое творение.

  - Это состояние души. Не знаю, как объяснить... Мне хочется творить. Всегда и везде. Многое из того, что ты видел до встречи со мной, создано моими руками.

  Честно признаться, никаких впечатляющих строений Алексей не встречал. Все стандартно. Быть может, они с Томирис не там проходили...

  Эх, Томирис, Томирис... Где же ты...

  Марина взяла Алексея за руку и вывела из беседки. И вновь его посетило ощущение, что ее прикосновение - самое чудесное, что может быть в обоих мирах. Так не хотелось, чтобы она отпускала его руку. Он сжал ее пальцы, и море эндорфинов - гормонов счастья - накрыло его с ног до головы. Тепло ее руки будто поползло по всему его телу, пропитывая счастьем всю сущность Алексея.

  Он влюбленно посмотрел на Марину, и ему вдруг захотелось поцеловать ее, на что он, конечно, не решился.

  Он смотрел на нее завороженно, слушал ее голос, и ему казалось, будто нет ничего прекраснее, чем звук ее голоса. Она всегда говорила неторопливо, будто обдумывая каждое свое слово.

  Марина вывела его на площадку, на которой не было ничего, кроме зеленой травы. Она выпустила его руку, хотя он и держал ее крепко, и со смехом повалилась в траву. Она лежала, раскинув руки. Алексей рухнул рядом. У него было такое чувство, будто он лежит на мягкой постели, а не в траве. Земля тут оказалась совсем не твердой, даже наоборот. Алексей погрузился в нее, будто прыгнул на батут. Раскинул руки, как Марина, и смотрел на сверкающее в небе солнце, и на проплывающие облака удивительной красоты. Томирис была права: ни один художник на свете не способен нарисовать такую красотищу. Даже компьютер не справится.

  Он посмотрел на Марину.

  Быть может, она и есть истинный создатель этого прелестного мирка, который он не понимает, но одновременно так восхищен им? Возможно ли, что не Алексей Ховрин создал Гештальт и эту райскую девушку потрясающей красоты, которая сейчас смотрит на него и нежно улыбается?

  - Я люблю тебя, - вырвалось у него.

  Он и сам не понял, как умудрился сказать это так скоро. В его мире с этими словами не торопятся. Но здесь, в Гештальте, время мертво, но все остальное живее некуда.

  Она улыбнулась самой ослепительной улыбкой на свете, и Алексей понял, что сейчас самое время.

  Робость куда-то улетучилась, уступив место решимости.

  Он притянул ее к себе, и их губы слились в поцелуе.

  Алексей и не думал, что поцелуй может быть таким сладким. Он закрыл глаза, чувствуя губы самой красивой девушки во вселенной. Он нежно целовал ее, желая, чтобы этот миг не заканчивался. Никогда не думал, что может быть настолько чувствительным. Видимо, это приходит тогда, когда встречаешь настоящую любовь.

  - Марина, солнышко, - лепетал он, обнимая ее.

  Она прижалась к нему, и они вместе смотрели на небо.

  - Расскажи мне о своем мире, - попросила она. - Пожалуйста.

  - Я скажу одно: твой мир намного лучше моего, - ответил он. - В любом случае, лишь потому, что здесь живешь ты. Без тебя этот мир померкнет, солнце потускнеет, спрячется за тучами, и польется вечный дождь, оплакивая твое отсутствие.

  - Ты умеешь говорить красиво, - заметила Марина. - Хоть я ничего и не поняла из того, что ты сказал, - она посмеялась над своим невежеством.

  - И не надо. Я хочу, чтобы ты видела только солнце. Мой мир не для тебя.

  Марина вдруг отстранилась. Поднялась с травы, отошла. Алексей тоже встал. И она обернулась, такая красивая в лучах солнца.

  - Но ведь ты рано или поздно вернешься туда? - обиженно спросила Марина, пронзив его взглядом, требующим незамедлительного ответа.

  - Придется, - признался Алексей, но он понимал, что делать очень не хочется.

  - Останься, - взмолилась она, глядя на него глазами цвета морской волны, в которых застыла печаль.

  - Не от меня зависит, - пожал плечами Ховрин, вспомнив слова Томирис.

  Кстати, где Томирис?

  Этот вопрос приходил в голову все чаще и чаще. Где она сейчас? Все ли с ней хорошо?..

  Но глупо за нее волноваться в мире, где нет преступности.

  И все же, нужно найти ее. Если она все еще в Гештальте...

  Последняя мысль испугала Ховрина. Ему не хотелось бы оставаться здесь в одиночестве. Но глядя на Марину, он остался бы с ней где угодно.

  И вновь Томирис ушла на второй план.

  - Мне бы хотелось увидеть твой дом, - молвил Алексей, вглядываясь в Марину. В лучах солнца она была похожа на Богиню.

  - Мы стоим прямо напротив него, - она указала на обычное четырехэтажное строение с несколькими подъездами. - Извини, пустить не могу. Нельзя, - она лукаво улыбнулась.

  - Строгий папа, - предположил Ховрин.

  - Брат у меня неприветливый, - ответила она хмуро. - Даже меня недолюбливает.

  Алексею было странно слышать о плохих отношениях в этом мире. Казалось, здесь все должно быть