Шрифт:
Закладка:
– Ну что, козлы? Запалить вас здесь?
Победитель снова говорил спокойно, равнодушно, с едва заметной усмешкой. Снисходительной и брезгливой.
– Извинение на коленях попросите, выпущу. И... Я тут ботинки об вас испачкал. Ну-ка поработай языком, боец...
– Сука, бля, – услышал Максим над своим ухом чей-то хриплый голос и потерял сознание от удара в затылок. Поверженные отморозки пришли в себя и теперь брали реванш.
Максим с трудом разлепил веки. Дышать было почти невозможно – едкий удушливый дым лез в нос, горло, слепил глаза. На счастье, дверь он нашел до того, как снова потерял сознание, хотя искать ее пришлось на ощупь.
«Вчера поздней ночью сгорели офис и складские помещения фирмы „Гримайл ЛТД“. Оперативно-следственной группой был обнаружен труп охранника фирмы Игоря Борисова. Смерть наступила в результате отравления угарным газом. Экспертиза показала, что охранник находился в состоянии наркотического опьянения».
– Гады! – Максим ударил по выключателю, вырубая канал «Дорожного патруля». – Успели-таки еще и дозу вколоть!
В состоянии наркотического опьянения! Да Игорь не то что наркоту – даже спиртное-то употреблял лишь по праздникам. И то не всегда...
– Я скажу тебе, парень, как своему сыну – напрасные твои хлопоты! Брось ты это дело. Я, конечно, могу записать твои показания в протокол, но... Твоего друга этим не воскресить, а пытаться прижать бандитов – тебя подставить. Что я им смогу предъявить, кроме твоих слов? Ничего, ровным счетом. Они же на тебя еще и в суд подадут за моральный ущерб. А спустя время тебя собьет машина или сосулька с крыши...
Даме-следователю на вид лет сорок пять. Выкрашенные хной волосы, усталые глаза, складки у углов аккуратно подкрашенных губ. Она действительно говорит с ним как с собственным сыном.
– Милиция не сможет тебя защитить. Мы, прокуратура, тем более. За Коршуновым стоят такие люди... – Женщина впервые опустила глаза. – Вот этот, например, – она ткнула накрашенным ногтем в цветную фотографию на развороте какого-то толстого журнала, лежащего на краю стола. – Дядя Тенгиз, как его все называют. Меценат, бизнесмен, друг спортсменов и детей-сирот. В Кремль частенько захаживает, сейчас вот какой-то фонд содействия чему-то организовал, интервью давал по телевизору...
– Коршунов убийца... Подлый убийца! – сорвался Максим, не глядя ни на даму-следователя, ни на портрет друга детей и спортсменов.
– При всем желании я не смогу этого доказать. Никакой суд к производству не примет, а если по дурости примет – они наймут лучших адвокатов и дело развалят, поверь...
Максим в сердцах хлопнул дверью следственной части. Охраняющий контору мент кинул на него неодобрительный взгляд, но промолчал. Максим ненавидел весь мир – эту трусливую бабу-следачку, ментов, своего хозяина-работодателя, отказавшегося от дачи показаний, бандюг-рэкетиров, меценатов-бизнесменов, которые делают добро по телевизору и у которых даже в Кремле – свои люди... Это они, они все убивали Игоря. Все скопом. Каждый внес свою лепту. Один выбрал их контору в качестве жертвы, другой оплатил налет, третий бил, четвертый и пятый жгли... Сожгли еще дышавшего, а теперь выставляют наркоманом.
...Но имя главного, непосредственного убийцы он запомнит – Илья Коршунов. Известное в мире боевых искусств имя, между прочим. Илья Коршунов, чемпион прошлогоднего турнира по боям без правил. Начальник личной охраны и самое доверенное лицо в свите Тенгиза Прангишвили, того самого мецената-бизнесмена. Следачка та, конечно, была права – такого сосулькой не остановишь и судом не испугаешь. Единственное, что он, Максим, может противопоставить мастеру боевых искусств, – это боевое искусство...
– Я тебя понимаю, Максим. Но Илья... Не ожидал я этого от Ильи.
– Неужели вы впервые об этом слышите?
Рощин не ответил, он закрыл глаза и уперся затылком в стенку. Нет, об этом он слышал не впервые, но вот поверил только сейчас.
И опять воспоминания, на сей раз десятилетней давности. Как ни странно, тот разговор произошел здесь же, в этом доме – Илья был тогда самым частым гостем в этих стенах.
– Михаил Петрович, а почему вы все время отказываетесь от предложений Тенгиза?
Рощин молча оборачивается и смотрит на Илью. Задал-таки парень этот вопрос. Знал ведь, каким будет ответ, но все же задал. И еще добавил, чтобы затруднить этот ответ для Наставника:
– Тенгиз Георгич ведь обещал большие деньги... И мы с вами могли бы организовать Академию ниндзюцу. И тогда...
– И тогда мы могли бы заработать еще бо?льшие деньги, – продолжает за Илью Рощин. – И поставлять бандитскую гвардию для Тенгиза. Так, да?
– Ну почему же бандитскую... Тенгиз содержит частное охранное предприятие, у него клуб, где тренируются бойцы... Он выставляет команду на соревнования и сам иногда организует бои... Все по закону, все чисто. Я знаю – вы сами говорили, – что у вас тоже есть кое-какие деньги, но ведь их мало, на Академию не хватит...
– Ты прав, у меня на Академию не хватит. Я читал лекции, тренировал ребят для спецподразделений, а эта деятельность малоприбыльна, особенно в последнее время. Но это то, что я умею и что считаю... достойным, приемлемым для себя, скажем так. Это – моя профессия. И тебе советую, пока ты еще молод – овладей профессией. Ты же собирался в медицинский?
– Медицинский... – Илья не смог сдержать кривой усмешки. – Сколько сейчас получают врачи... Вот вы всегда говорили, что главное – это победа. А какая это будет победа? Шесть лет потей, зубри, и потом до конца жизни вытягивайся за зарплату, на которую приличных кроссовок и кимоно не купишь! Если это – победа, то что тогда – поражение?
– Я знаю, тебе нравится побеждать, Илья. И это хорошо. Но ты не понял или забыл, какую победу я считал – и считаю – главной. Так вот запомни – главную свою победу человек должен одержать над самим собой! Над собственной низостью и слабостью, над тем нечистым началом, что заложено и дремлет в каждом человеке...
Коршунов не отводит взгляда, но углы его рта дергаются. Все парень понимает. И молчит. Как тогда на пороге спортзала, в самую первую их встречу, когда пацан Илюша на турнике одиннадцать раз из последних сил подтянулся.
– Это все, что я могу тебе сказать, Илья.
Коршунов кивает головой, вежливо прощается и аккуратно закрывает за собой дверь.
Больше его нога ни разу не переступила этот порог.
И путь Ильи от одного порога до другого был недолог – на него хватило одного дня.
– Здравствуй, здравствуй,
