заточения, когда каждый, даже самый отвратительный, запах в радость, как и каждый настоящий звук. Но потом захочется простора. Простора — и нужных ингредиентов, доступ к которым получить будет не так просто. В бытность Новиковым он сделал пару закладок, но все они были на мальцевской территории, а возможно, уже очищены и истыканы сигналками и камерами. Лезть туда в нынешнем состоянии — сущая глупость. Если бы тело не было столь приметным, можно было бы еще подумать в направлении того, что самое незаметное место на свету, но не тогда, когда твоя физиономия постоянно бывала на разворотах журналов. Накрех даже припомнил, что Глазьев участвовал в паре телепередач, то есть имеет лицо, откровенно засвеченное, что большой минус. Нужно либо уезжать из города, либо менять тело. И то, и другое имело слишком много отрицательных сторон.

— Колян, открывай! — внезапно кто-то заорал и затарабанил в дверь. — Я знаю, что ты дома.

Накрех прислушался к себе. Убивать сегодня не хотелось, поэтому он набросил на себя личину вчерашнего алкаша и открыл дверь. Приятель бывшего владельца квартиры стоял спиной и собирался долбить ногой, чтобы производить как можно больше шума. Накрех поморщился.

— Ну? — прохрипел он, старательно подражая голосу убитого.

— Во чо у меня есть, — радостно сказал повернувшийся визитер, вытаскивая из засаленного кармана бутылку. — Вчера ты мне помог, сегодня — я.

— Болею я, — прохрипел Накрех, борясь с желанием сделать с этим алкашом то же самое, что и с вчерашним, потому что сегодняшний вызывал у него отвращение еще большее. Вызывал такую тошноту, что мага чуть не вывернуло на гостя, который ничего не замечал.

— Примем по маленькой — сразу выздоровеешь, — уверенно сказал он, улыбаясь во всю пропитую харю.

Накрех ничего отвечать не стал. Захлопнул дверь.

— Колян, ты чего? — раздалось с другой стороны. — Я ж от всего сердца.

Он еще пару раз долбанул по двери от всего сердца и ушел, только когда кто-то из соседей пригрозил вызвать милицию. И ведь вызовут же. Не сейчас, так когда припрется еще кто-нибудь из друзей-алконавтов. Полиции Накрех не боялся, а вот того, что привлечет внимание — очень даже, потому что до нанесения руны чувствовал себя беспомощным как новорожденный младенец, которого любой неосторожный чих может убить. Нет, отсюда надо уходить. Вопрос во времени: либо прямо сейчас, либо после того, как он положит еще и полицию. Чем меньше он за собой оставит трупов, тем больше у него будет времени на все про все.

Как Новиков он никуда затихариться не мог, если учесть, как быстро это старая сволочь Мальцев вычислил дом с Морусом. Остальные наверняка тоже под колпаком. Нужно было что-то купить по подложным документам, но кто знал, кто знал… Задерживаться в том теле Накрех не собирался, хотя сейчас оно даже казалось не таким плохим вариантом. Не торопился бы — и все рано или поздно сложилось бы как нужно.

Накрех начал ковыряться в недавно присвоенной памяти Глазьева и невольно заулыбался. То, что нужно. Квартира в хорошем доме в центре на фальшивые документы. Ни о квартире, ни о документах глава клана не знает. Идеальный вариант. Ключей от нее, разумеется, нет. Но открыть — плевое дело.

Квартиру алкаша бросать было не жалко, как и спертые в магазинах вещи. Разве что продукты с собой забрать, чтобы не ставить на себя лишний раз невидимость? Так Накрех и решил. Все, взятое в продуктовых отделах, собрал в сумку, остальное не просто бросил, а превратил в пыль, после чего зачистил в квартире ауру. Конечно, если сюда занесет мага, то это ему покажется подозрительным. Но мага в квартиру алкаша в ближайшее время не занесет, а и занесет, только поймут, что здесь был другой маг.

Ключи Накрех поначалу решил не выбрасывать на случай, если с той квартирой не все так радужно, как видится в глазьевском мозгу. Тогда придется возвращаться в эту свалку, которой поможет только полное испепеление. Или не придется? В конце концов, одиноких людей хватает, кто-то наверняка будет рад предоставить жилье такому умелому магу. Так что, проходя мимо помойки, Накрех зашвырнул в нее ключи, решив, что возвращаться — плохая примета и что он себе найдет что-нибудь получше.

Подойдя к дому с квартирой, которую Глазьев так старательно прятал, первым делом Накрех понаблюдал за обстановкой. Не обнаружил никакой подозрительной активности. Высчитав нужную квартиру, он сконцентрировался на ней. Там тоже не было лишних заклинаний. И аур посторонних не наблюдалось. Это радовало.

Камера была, но совершенно обычная, без магических дополнений, поэтому Накрех медлить не стал, осторожно пошел к подъезду под невидимостью, вскрыл дверь заклинанием и просочился внутрь. Сканировал он при этом обстановку постоянно, но пустота подъезда сочеталась с пустотой на магическом плане. Нет, охранные заклинания, конечно, были, но было их не слишком много и были они не слишком умелыми.

До нужной квартиры Накрех добрался без приключений, почти не сомневаясь, что его там никто не ждет. В чем ои убедился, вскрыв дверь и обнаружив пыль в прихожей, потому что такой слой говорит как раз о том, что здесь никого не было очень и очень давно. Охранные заклинания давно разрядились, но следы остались, так же, как и следы бытовых. Накрех повел носом, как будто принюхиваясь к магии в квартире. «Запахи» были старыми, следов аур тоже не наблюдалось. Еще бы: в этой квартире Глазьев собирался встречаться с Ермолиной, втайне от отца, и даже ей не успел сообщить о привалившем счастье. С высоты своего возраста Накрех мог сказать, что ожидания Романа были напрасными и что именно Ермолина, скорее всего, навела на их союз Елисеева. Но говорить было некому — тупица Глазьев уничтожил себя сам. Что касается его пассии, нужно будет узнать, не получила ли она какой награды за предательство бывшего любовника и уже исходя из этого решать, мстить ли ей или использовать в игре против Елисеева. На то, что девица сделала стойку на возможность опять заполучить целительство, Накрех обратил внимание, даже не видя ее лица. Осталось узнать, сохранились ли у нее склонности и к целительству, и к Роману Глазьеву.

Большое зеркало в прихожей показывало удручающую картину. Несмотря на то, что маг выспался, глаза все равно были красными, а скулы ввалившимися. Вынужденная неподвижность в больнице отрицательно сказалась на мускулатуре. Но Накрех рассматривал это тело как временное, поэтому даже не расстроился, когда отвернулся от зеркала. Пора