— Спасибо. — Я тоже заглянул под капот.

Каналья воспользовался случаем и стал рассказывать о внутреннем устройстве автомобиля. За этим занятием нас и застала бабушка.

— Мальчики, кушать хотите? Будете котлеты с молодой картошечкой, или еще нужно время?

— Да все ясно, — сказал Каналья, и я показал бабушке список, она покачала головой.

— Где ж мы деньги-то возьмем?

— Возьмем, — уверил ее я. — Теперь — так точно найдем.

Мы сели за столом в летней кухне, бабушка налила себе и Лехе самогонки, чокнулись, он выпил, скривился, как будто хлебнул чистого спирта, а вот на еду налег, как потерпевший. Съел две порции, выпить даже не попросил. И домой ушел почти трезвым, забыв про бутылку самогона, что было странно.

Только я собрался ехать в Николаевку, как отзвонилась мама, отчиталась, что сегодня они заработали двадцать шесть тысяч, и я попросил ее перед отъездом взять партию кофе, если точнее — двадцать четыре пачки, дед знает, где его достать.

Она передала трубку деду, и он, почуяв деньги, захотел работать и не против был получать товар каждый день, кроме понедельника, пообещал помочь маме с кофе. Я боялся, что он захочет вернуть вложенное и откажется закупать кофе, ведь у него нет никаких гарантий, что, потеряв заинтересованность в нем, новоявленные родственники его не кинут, но дед решил рискнуть.

Взяв сумму, занятую у Каретниковых, и оставив все деньги у бабушки, я отправился домой.

В автобус я сел в девять. Навстречу как раз ехал из центра знакомый ЛАЗ, и я увидел Юрчика, выходящего на остановке.

В десять вечера уже в Николаевке я звонил в дверь Илюхиной квартиры. Открыл Леонид Эдуардович. Выходит, Илюха так обиделся, что даже не вышел ко мне?

— Илья принимает душ, — развеял мои опасения хозяин дома. — Он рассказал, что с твоей мамой все в порядке, я очень рад.

Я положил тридцать долларов на тумбочку возле телефона.

— Спасибо огромное! Вы меня спасли

Мужчина покрутил в руках зеленые купюры.

— По курсу, — сказал я. — Чтобы их не съела инфляция, я перевел все в доллары.

— Разумно, — кивнул он.

— И вам советую все рубли перевести в доллары. Потому что сейчас это, — я кивнул на баксы, — тридцать тысяч, а осенью будет сорок, зимой еще больше.

— Ты ведь не обязан делать нам хорошо и выгодно, — проговорил Каретников задумчиво. — Но делаешь это.

— Потому что вы — мои друзья, и так правильно…

Открылась дверь в ванную, оттуда вышел Илья, остановил на мне взгляд, и Каретников-старший ретировался в зал, где бормотал телевизор, доносился смех тети Лоры и еще чей-то.

— Алиса так и не появилась, — отчитался он, кивнул в сторону кухни.

Я вошел туда и поделился соображениями:

— Когда ты ушел, я на рынке завербовал беспризорных детей. Дал им задание узнать про маньяка, и не появилась ли новенькая среди бродяжек. — Я положил на стол фотографии Алисы. — Отец отказался сделать фоторобот, где она с каре. Но можно попросить Борю, что я и собираюсь сделать. Завтра поеду, раздам рисунки, пусть ищут. Если она в городе, ее быстро найдут.

— Гениально! — оценил мою задумку Илья и воспрянул, но быстро потух. — А если нет?

— Если нет, варианта два. Она не в городе. Ее нет в живых.

Илья тяжело вздохнул.

— Я могу чем-то помочь? Может, наших подключить? Так они с радостью. И я с радостью.

— Давай встретимся в полдевятого на твоей остановке? У тебя есть телефон, тебе проще собрать всех, кто хочет поучаствовать.

— И что мы будем делать? — задал резонный вопрос Илья.

Я пожал плечами.

— Искать. Неожиданное случается в самых непредсказуемых местах.

Пожав друг другу руки, мы разошлись. Я отправился домой. В квартиру вошел в начале одиннадцатого.

Борис рисовал. Из ванной доносилось: «Полчаса на то, чтобы быть вдвоем, чтобы позабыть, что такое дом, и ночной асфальт…» — Наташка готовилась к свиданию, накручивала волосы на мамины бигуди. Я сразу прошагал к Борису и сказал, кладя на стол фотографию Лисы:

— Дело есть. Срочное. — Брат уставился на меня, готовый внимать. — Нужно перерисовать лицо, но прическу сделать, как у нее сейчас. Сможешь?

Борис почесал карандашом за ухом.

— Смогу.

— Нужно как можно больше таких листовок.

— Будешь расклеивать? — спросил он.

— Раздам.

— Я прислоню к стеклу и перерисую, — поделился планами брат. — Когда нужны?

— Завтра в девять, чем больше, тем лучше.

Он кивнул.

— Постараюсь.

Услышав мой голос, из ванной высунулась Наташка с зубной щеткой во рту.

— Натка, как твой бизнес? Сколько заработала?

Сестра достала зубную щетку и ответила:

— На тридцатку, прикинь! Теперь мне хватит на крутые сапоги и еще что-нибудь! Спасибо!

— Где загоняла?

— Обе — в одном продмаге. Быстро! Повезло.

Наташка снова спряталась. Вскоре она освободила ванную и заперлась в спальне. Борис включил настольную лампу, я принял душ, погасил свет, вырубился…

И оказался внутри уже знакомого белого куба, подошел к черной «плазме», потянулся к клавиатуре, но аппаратура будто почуяла меня, включился экран и одновременно — таймер на нижней панели: 15. 08. 2025.

На экране был уже знакомый прифронтовой город, детская площадка, инверсионный след…

Как и в прошлый раз, время на таймере замирает, цифры бешено крутятся вперед, «плазма» гаснет, а когда включается, вспыхивают другие цифры: 02. 09. 2025, начинается отсчет секунд.

На экране — тот же город, то же место, что и в прошлый раз, только люди сменились и был вечер. Три девочки-подростка расположились на карусели детской площадки и громко смеялись, смотря ролики в смартфоне. На них косилась бабушка, выгуливающая трехлетнего внука.

Я знал, что сейчас будет, подвигал мышку, потыкал в кнопки клавиатуры, бормоча:

— Валите по домам! Ну? Обстрел!

Но люди меня не слышали. Именно — люди, не изображения на экране. Через двадцать секунд они перестанут существовать! Хотелось схватить бесполезную клавиатуру и разбить экран.

10

9

8

Но не сделаю ли я хуже? Не потеряю ли возможность влиять на реальность? От бессилия сжались кулаки, сердце сорвалось в галоп. Будто издеваясь, на весь экран показали смеющегося малыша.

3

2

1

Небо расчертил инверсионный след, и экран погас.

Проснулся я посреди ночи, перенеся в реальность бессилие и злость. Сел в кровати, отдышался, скосил глаза