комнату, он вспомнил, что когда-то говорил ему наставник, старый офицер, которого все звали инициалами, Х.К.: «Пытка – это    в первую очередь не сама боль, а ожидание, какой она будет».

Берг понятия не имел, где находится. Недели и месяцы после того, как его схватили курдские ополченцы, виделись словно сквозь пелену, так бывает в пургу на горном плато, когда не знаешь, где кончается земля и начинается небо, когда минуты, будто часы, и наоборот.

Его перевозили из одного лагеря военнопленных в другой, а в итоге он оказался в тюрьме у американцев.

Прежде чем втолкнуть в комнату, конвоиры сняли с Джонни балаклаву: пусть, мол, видит, что его ждет. Лампа дневного света под потолком слепила глаза. Из динамиков оглушительно гремел тяжелый рок.

Посередине стояла слегка наклонная лавка, с кожаными ремнями по бокам, черной шерстяной балаклавой и аккуратно сложенным полотенцем. В комнате ждали двое мужчин в балаклавах, серых флисовых куртках и камуфляжных армейских берцах. У стены стояли две канистры с водой.

Музыка умолкла.

Сердце у Джонни стучало молотом. Да, думал он, смотреть на это – уже испытание, страшный сон, что угодно, дайте мне уйти, это хуже смерти.

– Яхья Сайид Аль-Джабаль? – сказал один с сильным американским акцентом. – Так тебя зовут?

Джонни не ответил.

– Я задал вопрос, – сказал мужчина, чуть громче.

– Нет, сэр, – ответил Джонни, – меня зовут Джон Омар Берг.

– Национальность?

– Норвежец.

– О’кей, – сказал мужчина сквозь балаклаву, по-прежнему без агрессии в голосе, – у нас есть несколько вопросов, на которые ты должен ответить.

В разговор вступил второй мужчина, тоже в балаклаве, но телосложением покрупнее. Тон был будничный, будто речь шла о ремонте стиральной машины, певучий говор выдавал уроженца южных штатов:

– Есть два способа получить ответ. Ты предпочтешь первый.

Джонни не сводил глаз с шершавой серой стены.

– Ты ездил в Ирак и в Сирию под именем Аль-Джабаль, – сказал здоровяк. – Пересечение границы, по данным органов курдского самоуправления, зарегистрировано в Эрбиле[13] двенадцатого сентября прошлого года. А теперь ты говоришь, что Аль-Джабаль имя не настоящее?

Джонни зажмурился, откинул голову назад, закрыл лицо руками.

– Я не могу вдаваться в детали задания, – сказал он. – Но мое начальство может подтвердить.

– Чем ты здесь занимался? – наседали американцы.

Что стоит здесь и сейчас подписка о неразглашении? Да ничего.

– Я должен был… хм… ликвидировать норвежского добровольца.

– Его имя?

– Абу Феллах. Норвежские инстанции могут подтвердить мои слова.

В последний год европейские мусульмане толпами хлынули в этот регион строить новопровозглашенный «халифат». Западные службы безопасности всполошились. Опасались, что эти люди, обладающие боевым опытом и воинственные, решат вернуться в свои родные страны.

Американец медленно покачал головой, под балаклавой слегка обозначились черты лица.

– Мы навели справки. Ни Норвегия, ни другие союзники не могут подтвердить твою складную историю.

Джонни почувствовал, как перехватило горло, дышать стало нечем. Всему приходит конец, в том числе и удаче, которая до сих пор была на его стороне. Десять лет он работал на разведку, в самых горячих точках, в Афганистане, Ливии и Ираке. Удостоился многих наград. Не раз был на волосок от гибели, но бог любит норвежцев, так вроде говорят?

Дело дрянь.

– Повторяю, – продолжал допросчик. – Чем ты занимался?

За долгие годы службы все в нем выгорело, иллюзии пропали. Ближний Восток так или иначе катится в тартарары, хоть вмешивайся Запад, хоть не вмешивайся. Вмешательство либо бессмысленно, либо только ухудшает положение.

Примерно год назад с ним связался некий офицер, предложил задание вне официальных каналов. Задание величайшей национальной важности, для выполнения которого мирной Норвегии недостало политической воли. Нужно было выехать в Курдистан, забрать американское оружие, купленное на оружейном рынке в столице, связаться с бывшим американским спецназовцем, который сражался там против Исламского государства[14], и перейти через ничейную землю, то есть фактически через линию фронта, в подконтрольный ИГ поселок, где находился норвежец Феллах. О том, что посылают его без ведома государства, никто словом не обмолвился.

На миг вспомнилось случившееся – пот, сердцебиение и обрывки зрительных образов. Низкий дом, зеленая картинка в приборе ночного видения. Прохладные комнаты, пыльные ковры, выстрелы через глушитель, взгляд мальчугана в коридоре.

Думать об этом не было сил, и Джонни оттолкнул воспоминания.

Их засекли прямо перед тем, как они добрались до зарослей высокой травы на ничейной земле. Задание было выполнено, только вот американец погиб. Джонни сумел сбежать, однако когда вернулся на курдскую сторону, курдские ополченцы задержали его. Почему его сцапали, он не знал, но предполагал, что ИГ пустило слух насчет исчезновения одного из их собственных людей. Отомстило ему за содеянное и за то, что он сумел от них сбежать. На фронте все знали, что воюющие стороны доверяли депешам друг друга.

Курды отвезли его в лагерь интернированных террористов, а затем передали американцам. Вот почему он здесь, в комнате без окон, у людей, которые не верят его рассказу.

До него дошло, насколько безнадежна ситуация. Задание было неофициальное, deniable, а те, кто с норвежской стороны мог бы сказать свое слово в его поддержку, палец о палец не ударили. Вдобавок он был смуглым черноволосым норвежцем с арабскими корнями, который    очевидным образом утратил доверие к западной военной стратегии.

Норвежские власти награждали его медалями за отвагу. Ему жали руки генералы, министры и члены королевской семьи. Но в глубине души он знал, что всегда останется в их глазах чужаком. И все смуглокожие норвежцы это знали. Когда проявляешь храбрость в бою или успешно выступаешь в национальной команде, ты стопроцентный норвежец. Но когда все летит к чертовой матери, ты всего-навсего паршивый марокканец, черномазый, даго, мусульманин, иностранец, четырнадцатилетний мальчишка, которому пришлось удирать от нацистов и, стиснув зубы, прятаться в кустах. Норвежцы любят онорвежившихся, угодливых иностранцев, которые зимой ходят на лыжах, 17 мая[15] наряжаются в бюнады[16], а на Рождество едят ребрышки, но вдобавок им нравилось, когда подтверждались их предрассудки: «Ясное дело, нельзя было ему доверять».

Он, Джонни, был превосходным козлом отпущения.

Американцы натянули ему на голову плотную черную балаклаву, уложили на косую лавку. Уложили на спину, и один затянул ремни прямо поперек трех диагональных шрамов у него на груди, так что пошевелиться он не мог.

Кроме бульканья воды в канистрах, которые подняли с полу, царила полная тишина. Все черным-черно. Он почувствовал, как в лицо плеснули затхлой водой, она потекла в черную балаклаву, медленно залилась в ноздри. Мокро, вода хлюпает.

Он задержал дыхание, надолго, пока легкие не закричали и боль не свела все нутро. В