спокойными, сосредоточенными, хотя в глазах светился азарт; словно мы выбежали в поле забивать голы, а не играть в кегельбан головами — чужими и своими. Наше знамя тоже пласталось по ветру, и было на его полотнище изображено не что иное, как дерево, изогнутое аркой. Ага, вот, значит, как! — то было последним осознанным обрывком мысли. Потом остались только — крик, дикое ржание, лязг клинков, шумные выдохи при ударе, сдавленные, проглоченные стоны, обычный шум сечи. Никто не мог одолеть. Потом разнеслась покрывавшая все прочие голоса команда; не понимаю, как можно было докрикнуть ее до каждого без усилителя, но ее услышали — судя по действиям. Заключались они в том, что все наши вдруг бросились врассыпную во все стороны сразу, лишь отбивая удары, но не ввязываясь в бой, и в центре остались одни черные конники со своим знаменем на явно укоротившемся древке. Они не стали преследовать нас — потому, наверное, что тогда весь бой разбился бы на парные поединки, но у них, вероятно, не было уверенности в том, что в поединках они окажутся сильнее. Они стали сбиваться в массу, может быть, для того, чтобы продолжить путь, чему мы явно намеревались помешать. И тут я услышал звук — знакомый, но для этой обстановки по меньшей мере неожиданный.

Пока крутилась сеча, ни у кого не было времени — да и нужды — глядеть вверх. Новый звук донесся именно оттуда, и я поднял глаза. Пятерка самолетов входила в боевой разворот, начиная атаку. Очертания их были мне незнакомы; плоские, резко угловатые, они принадлежали, надо полагать, к технике более поздней эпохи, чем та, в которой обитал я в мире яви. Я ожидал привычной пулеметной скороговорки, но ошибся: в ход пошли ракеты и лазеры, с тяжелой кавалерией обошлись, как с танковым корпусом. Может, и правильно, не знаю, я удовлетворился бы и стрелковой снастью. Ракеты ложились на удивление точно. Черные всадники не ожидали такой атаки, и, похоже, авиация вообще оказалась им в новинку; началась паника. Самолеты повторили заход, третьего не понадобилось. Покачав крыльями в знак прощания, они скрылись. Хрипло запела труба самый приятный из всех сигналов: отбой. Мы медленно съезжались к знамени — оно маячило поодаль от места бойни. Когда я приблизился, чернобородый окликнул меня:

— Ну, Остров, проветрился немножко после своих подвалов?

Я не стал улыбаться ему в ответ. Спешился и, по примеру прочих, полез в заседельную суму: очень хотелось есть. Нашарил горсть длинно наструганного вяленого мяса и кожаную флягу, в которой бултыхалась жидкость. Приложился. Чернобородый — нимало не похожий на Борича, и тем не менее именно он — тоже соскочил с коня, вразвалку подошел ко мне.

— Ну ладно, — сказал он примирительно. — Не свирепей. Видишь же, я в полном порядке.

— Не знаю, — ответил я, прожевав и проглотив. — Если в порядке, то мог бы и сообщить. И сразу заняться Груздем. А ты затеял детские игры. Авиация против крестоносцев. Какого черта? Влияние тяжелого детства? Не наигрался вволю?

— Детство тут ни при чем, — проворчал он. — Просто давняя мечта. Я тут разобрался предварительно: это другой вариант истории, не реализовавшийся. Они прошли Балтику, северо-запад, никакого тебе, понимаешь, Ледового побоища — и вышли на оперативный простор, на южные земли. Татары же в этом варианте пошли не на северо-запад, а к югу, германскими землями, галльскими краями…

— Куда бы кто ни пошел — раз вариант не реализованный, что ж в нем резвиться?

— Остров! — произнес он наставительно, даже палец подняв. — Ты не хуже моего знаешь: нереализованный — не значит нереализуемый. Мы же не знаем механизмов селекции вариантов и реализации. Нас не спрашивают, такую их мать… Вот я и решил на всякий случай подстраховать историю.

Я еще отхлебнул и сплюнул. Убеждать его сейчас было бы потерей времени: Борич был весь еще налит адреналином; только что из ушей не капало.

— А истребители-то зачем?

Он пожал плечами:

— Чтобы отбить у них охоту. От простой драки толку было бы мало: конечно, мы им вложили бы — но они опять пошли. А это для них — полная чертовщина.

— Подумают — померещилось. Да и свидетелей не осталось…

— Зато с нашей стороны — сколько угодно. А историческое оправдание у меня есть, я все заранее продумал. Нормальные гарпии — железные птицы с соответствующим вооружением…

— Кстати — а откуда самолеты?

— Оружие Четвертой Мировой. Из ВВС Тихоокеанской Федерации. Точное время указать не могу: это нереал, понятно.

Я махнул рукой.

— Ладно, обидно только, что заставил меня зря терять время.

— А это еще как сказать…

— Собирайся. Дела ждут.

Борич отрицательно покачал головой:

— Извини, но я отсюда — никуда. Сейчас, во всяком случае. — Он сладко потянулся. — Я ж тебе сказал: мечта всей жизни — вот так: в седле, по степи, и никакого над тобой начальства…

— Махновец ты, — сказал я. — И узурпатор.

— Не обидно. А узурпации никакой не было. Я к ним — он кивнул в сторону — явился очень удачно: в соответствии с преданием. И без всякого заявления с моей стороны тут же оказался избранным в вожди. Глядишь, еще князем стану. Да не колотись ты: это ведь второй уровень ПС, практически — без выхода в нашу явь. Нереал.

— Силой тебя, что ли, умыкнуть? — подумал я вслух.

— Побереги здоровье, — ухмыльнулся он, покосившись на свое воинство, усердно подкреплявшееся. — Прими, как добрый совет. А что касается Груздя…

Он вроде бы замялся; я насторожился:

— Ну, что еще у тебя там?

Он ответил — уже другим тоном, деловым:

— Помнишь — ты перед моим уходом говорил насчет проекции следа?

Я кивнул.

— Потому я и оказался здесь, на втором уровне. И кое-что разыскал.

— Так… Ну давай, давай, не мотай нервы на катушку!

— Собственно, из-за этого мне и-пришлось затеять всю драчку: оказалось, что в микроконе, где этот след находился, были крестоносцы. И я решил соединить приятное с полезным. Можешь успокоить свою совесть тем, что и ты приложил руку к тому, чтобы этот след добыть.

Я невольно помахал кистью руки; тяжелый клинок основательно ее отмотал.

— Может быть, ты перейдешь к делу?

— Насчет того — где он?

— След, конечно. Что он собой представляет? Скрыт где-то поблизости?

— Если бы так, то был бы я сейчас около него, а не тут. Нет, с этой штукой все в порядке. Я подобрал ее, пока ты вытряхивал из себя пыль после скачки. На, гляди.

Он сунул руку за пазуху и протянул мне старую кривую трубку. Курительную, конечно, не телефонную.