Воины воодушевленные новыми уровнями, рассыпались по холму, усеянному телами. Но все же не бросились очертя голову, а аккуратно протыкая их копьями. Я махнул рукой магам идти за мной, по пути тоже не забывая добивать раненых. В этот момент по телу прошла волна прохлады. Это Таталем Со использовал лечение. У Леура, судя по его бледному виду, манны вообще не осталось. Продолжая спускаться с холма, я не забывал, что времени прошло немало, и многие нурглы скончались от полученных ран. Мы отходили от основной группы солдат немного в сторону. И вроде бы, я просто собирал ОС с проигравших лесных жителей. Но вот уже нас не видно для основной части отряда. Леур явно понимает к чему все идет, в отличие от молодого Таталема Со поглядывающего по сторонам довольно равнодушно. Я спускаюсь еще немного с холма, добивая пару пробитых стрелами тел. В итоге у меня уже скопилось (131/220) ОС. Теперь нас потеряли из вида последние воины моего десятка. Леур затравленно оглядывается и не выдерживает.

— Господин десятник, простите меня — испугано шепчет он.

Таталем Со растеренно поворачивает в его сторону голову, а затем ошарашенно смотрит на меня. Я стою с тесаком, уперев его в грудь старшего мага. С лезвия медленно стекают тягучие капли красной крови. Света звезд ночного неба, вполне хватает, чтобы рассмотреть мое недовольное лицо, под открытым забралом шлема.

Глава 18. Выбор иногда совсем не прост

Я начал подозревать неладное, практически сразу, как только старый десятник отправил весь отряд на сбор опыта. Это было против всех правил военного искусства и устава, кстати, тоже. Охранять двоих в одиночку, не только не рекомендовалось, но и в большинстве случаев запрещалось. Но мы несмотря, ни на что, стали удаляться от основной группы солдат все дальше. И было это так естественно, что Таталем Со, кажется, ничего не заметил, даже искры подозрения не мелькнуло на его лице. Маны в источнике не осталось совсем, последний мой козырь, огненный шар, пришлось использовать по приказу, очень своевременному приказу хочу сказать. Но в итоге защитится, даже не говорю убить, хотя бы просто отсрочить неизбежное, от этого боевого арахнида, было решительно нечем. Про то, чтобы скрестить клинки даже думать не хотелось. Все прекрасно видели его бой против нурглов и свалить им его удалось, наверное, только с помощью невероятной удачи, заработанной праведным поведением в их прошлых жизнях. И когда мы скрылись с глаз всех воинов нашего десятка окончательно, я не выдержал.

— Господин десятник, простите меня — сдавленно выкрикнул я.

Таталем Со еще только начинал понимать всю глубину пропасти, в которую мы попали, а огромный тесак уже упирался в мою грудь. Не могу даже представить, как он узнал о наших с Талемом Со планах, но похоже убивать нас будут здесь и сейчас. И скорее всего самым жестоким образом. Ему нечего терять. Он ничего не боится. По словам полусотника Журека, ему осталось от силы пару лет жизни и он об этом прекрасно знает. Убьет с наслаждением, разрывая нас на мелкие окровавленные кусочки, не задумываясь ни на мгновение.

— Господин десятник, простите меня — выкрикнул я падая на колени — это все Таталем Со, это он предложил, купить яд, который действует только на арахнидов. Я его отговаривал.

В этот момент Таталем Со, кажется начал понимать, что сейчас его жизнь повисла на волоске.

— Да о чем ты говоришь — взвизгнул молодой гоблин — это ты все придумал, ты покупал яд.

Внезапно старый десятник захохотал, неприятным, пугающим стрекочущим смехом. Он буквально не мог остановиться. А у меня с каждым вдохом сердце холодело и сжималось, все сильнее. Наконец я начал понимать, какую ошибку совершил. Старый Ирчин совсем поехал умом. А мы с этим заносчивым сопляком строили планы наказать его, придумывали, как убить его более мучительным способом. Что ему всё это если в нем не осталось разума. Он сражается на одних инстинктах, на мышечной памяти, въевшейся в его кровь за десятки лет службы. Десятник уже мертв. И я решил убить мертвеца. Да такая глупость действительно заслуживает наказания смертью.

Не знаю о чём думал Таталем Со упавший на колени сразу, как только начал звучать этот замогильный смех. Но я на снисхождение даже не надеялся. Что ему можно предложить за мою жизнь, когда ему ничего не нужно. И тут Таталем Со меня удивил. Пока я от страха и отчаяния потерял любую надежду и полностью ушел в свои мысли, он заметил, как смеющийся десятник начал поднимать свой тесак вверх для удара. И молодой маг, начал роняя слезы и сопли, умолять сохранить его жизнь.

— Господин десятник — заикающимся голосом пытался он успеть сказать последние слова в своей жизни — я заплачу за свою ошибку, у меня на счету в банке есть 100 ОС, по возвращению в город все переведу вам. Только пощадите, прошу, умоляю. Только пощадите… — размазывая сопли по траве, не унимаясь повторял Таталем Со.

И тесак, словно время стало течь в разы медленнее, начал неторопливо поворачиваться в мою сторону. Темные капли крови срывались с клинка, словно отсчитывая последние мгновения моей жизни. Старый Ирчин уже не смеялся. Он внимательно уставился на меня. Несмотря на полную темень, забрало шлема десятника было поднято, и мне было прекрасно видно, безразличное, покрытое шрамами и свежей кровью, лицо господина Ирчина. Своему счастью и удаче не верилось совершенно. Задыхаясь воздухом, боясь не успеть сказать спасительных слов, я с трудом выдавил их из себя.

— Господин десятник, простите. Я заплачу. Я отдам все, что у меня есть, только сохраните мою жизнь. У меня есть 200 ОС, я все отдам вам. Только пощадите, прошу, умоляю — сбивался и снова продолжал, видя как тесак замер над моей головой. А слезы от страха, непроизвольно катились по моему лицу.

Такого ужаса в этой жизни мне испытывать еще не приходилось. Огромный тесак замер прямо напротив меня. В этот момент глаза господина Ирчина, казалось, были наполнены одновременно ненавистью и отвращением к ничтожным крысам под его ногами. И когда я уже окончательно потерял надежду, ночную тишину буквально разорвало его шипением.

— Такую виру я могу принять за ваши жизни.

После чего он неуловимым движением убрал тесак в карту и начал удаляться вверх по холму. А я не веря происходящему, продолжал стоять на