Пэй до последнего надеялся, что сможет уберечь прихожан от беды, стравив самозваных волшебников и Орден. Провидение распорядилось иначе. На исходе дня в общинный дом рыжей молнией ворвалась девчонка, оставленная приглядывать за воротами бойни.

— Я видела, видела, видела! — голосила бойкая нищенка. — Четыре крытых фургона. Нечестивые захватили целый табор дарсанийских беженцев, и говорят, что для ночного ритуала этого мяса не хватит. Они собираются зарезать их всех! А там детишки совсем маленькие…

Жаркая волна ненависти ударила Пэя по нервам. Жрец Черепов — не надменный маг и не двуличный священник, он часть невидимого храма, связанная со всеми остальными прихожанами незримыми узами духа. И сейчас воля большинства не позволяла ему отступить — гнев общинников превышал его способности к гармонизации и контролю.

— Мы должны вмешаться. Бойцам взять оружие и амулеты, все, что есть. Выходим на позиции незаметно и ждем моей команды. Нельзя упустить псоглавца!

Обезличенные повязками и темной одеждой люди выплеснулись на улицу, устремившись к старой бойне. Пэю оставалось только поддерживать боевые порядки и оттягивать избранных общинников во второй эшелон. Иначе на что тогда нужен верховный жрец? Глупо из-за минутного приступа ярости потерять ценные кадры.

Здесь и сейчас Черепа демонстрировали те свойства, за которые их активно не любили все власть имущие, а также и духовенство. Сектанты имели собственных магов, пусть и плохеньких, отличались сплоченностью, осознанием собственных интересов и презрением к авторитетам. Заповеди Основателей запрещали сохранять в пределах королевства любую угрозу их догме. И даже если наплевать на метафизику, оставался еще провоцирующий пример. Кто знает, что придет в голову обывателю, наблюдающему за противостоянием столпов общества и неуловимых сектантов? Верховный жрец понимал расклад сил, а потому не верил в возможность компромисса. Но сейчас он задавал себе вопрос: не появилось ли в королевстве нечто, способное загнать в одну упряжку вечных врагов?

Штурмовые отряды окружили старую бойню кольцом и притаились в ожидании команды. Лучший чувствитель легчайшими касаниями прощупывал оборону, ища лучшее направление для удара. Внезапно он поднял вверх палец.

— Слышите? — в воздухе звенело тонкое эхо портала.

— Проклятье! — первый осознал проблему Пэй. — Вот как он приходит и уходит. Начинаем! Будем надеяться, что прямо сейчас ему некуда сбежать.

Бесшумный, как тень, Чезер снял сторожа на воротах, и бойцы просочились во двор, беря под контроль все выходы и входы. Вероятно, в этот момент кто-то рассказал псоглавцу о пропавшем мертвеце. Поисковое заклинание корябнуло Пэя по нервам, а следом раздался топот множества ног.

— Бейте их!

Двери распахнулись, и из них толпой полезли молчаливо-решительные люди. Первые заклинания с обеих сторон ударили практически в упор. По всему двору расплескалось вопящее кровавое месиво.

Наверное, простую стражу такая встреча обратила бы в бегство, но не таковы были Черепа. В атаку шли посвященные и жрецы, не такие умелые, как маги Ордена, но зато злые, решительные и упрямые. Чужая магия терзала тела и разбивала амулеты, но не могла сокрушить их волю. Обезумевшие от боли и ярости фанатики рвались вперед, чтобы зубами рвать на части нечестивые отродья. В этой схватке не было места людям, на обеих сторонах дрались измененные — те, кто был создан причинять нестерпимую боль, и те, кто научил себя презирать любые страдания. От жара магии трещала и лопалась кожа, крошились кости. Вздымались в воздух ножи и топоры, сражающиеся попирали ногами агонизирующие тела, скользили в крови и слизи, а следом за первой волной смертников шагали верховный жрец и четверо первосвященников, полные решимости выжечь гнездо зла.

Но главный виновник был предусмотрителен и хладнокровен, как гадюка. Трезво оценив свои шансы, он взял шестерых самых умелых слуг и шагнул в пентаграмму переноса, безжалостно бросив остальных на верную смерть (зачарованные просто не умели сдаваться). К сожалению, где-то кто-то его все-таки ждал.

Черепа собрали в один сарай всех одурманенных людей (несостоявшихся жертв набралось больше трех десятков), отсортировали и скинули на ледник чужие трупы. А верховный жрец, не надеясь на здравомыслие местных властей, отправился на поиски справедливости в Гатангу.

К концу рассказа как-то неожиданно обнаружилось, что они сидят рядом, сдвинув стулья кружком, а сверхбдительные маги из охраны, впечатленные услышанным, нервно тискают Силу, от чего воздух потрескивал.

— Двадцать пять кукол и беглый морф, — констатировал Ребенген.

— Вы знаете имя этому чудовищу?

— Только обще описание, внешние формы, подобное умение было запрещено еще до Хаоса. Ворожба по живому — слишком характерный признак. Резюмируем. Вместо того чтобы сразу сообщить в Орден о нарушениях, вы затеяли самосуд, пострадали сами и вспугнули злоумышленников. Теперь поймать их будет гораздо сложнее. Конечно, явка с повинной вам зачтется. И вообще, радуйтесь, что хоть кто-то жив остался: если я правильно понимаю, то противостоять вашему «учителю» может только полноценный боевой маг.

— Он не наш!

— Не суть важно. Показания у вас снимет мой помощник, наверняка, он также захочет поговорить со всеми живыми участниками событий в Гьете. Остался вопрос с Норисом, — Ребенген кивнул шаману. — Что будешь делать?

— Это правда, что я не смогу правильно магичить?

— В таком виде — нет. Раньше бы я сказал «никогда», но теперь поостерегусь. Возможно, когда… ваш Господин вернется в Гатангу, он сможет убрать все эти художества. До тех пор тебе нужны поддерживающие меры, не позволяющие изменениям распространяться глубже. Рекомендую тебе остаться в Академии и положиться на помощь моих коллег. Конечно, они не удержатся от возможности изучить редкий феномен, зато не потребуют денег за услуги. Ну, или — смирись.

— Я останусь, — твердо постановил юноша.

Черепа отправились давать показания, необычайно вежливые и покладистые, а Ребенген пошел в библиотеку, освежать в памяти редкую и почти никому не нужную книгу по истории магии.

Если бы не эта его страсть, наблюдения Нориса пропали бы впустую. Казалось бы, какая мелочь — нарисован опорный знак перед началом ворожбы или нет. Балуются же умелые маги динамической защитой! Ан нет, одно дело — отразить файербол, по сути — бездумный сгусток энергии, а другое — копаться в ауре живого существа, походя сбрасывая откат на беспомощную жертву. Первое — демонстрация мастерства и утонченного чувства гармонии, а второе — следствие неспособности чувствовать ничего.

Вот и нашли объяснение странности доппельгангеров! Атрофия Истинного зрения — отличительная черта морфинга, тупиковой ветви магической науки, начинавшейся как продолжение шаманизма. Когда классические маги, стремясь во всем соблюсти равновесие, развивали умение манипулировать энергиями с опорой на вспомогательные знаки, артефакторику и ритуалистику, некие