Шрифт:
Закладка:
Там они пребывают до сего дня.
Глава 12. Последняя любовь и смерть Императора
Историю отношений Павла I с Нелидовой не рискуют выставлять в качестве «факта» аморальности Императора. В свое время ещё историк Е.С. Шумигорский с документами в руках опроверг нечистоплотные измышления на сей счёт.
Зато имя другой женщины спрягают без устали до настоящего времени. Это – княгиня Анна Петровна Гагарина, урожденная Лопухина (1777–1805). Она – дочь сенатора Петра Васильевича Лопухина (1744–1827), получившего при Павле I княжеский титул, и Прасковьи Ивановны, урождённой Левшиной. В феврале 1800 года девица Лопухина вышла замуж за генерал-майора князя Павла Гавриловича Гагарина (1777–1850).
О том, что Лопухина-Гагарина являлась «любовницей» Императора, уверенно повествуется во многих сочинениях. Одним из первых этот сюжет «раскрутил» уроженец Германии, сделавший себе имя в России в качестве историка, Александр Густавович Брикнер (1834–1896). Его главные работы, неоднократно издававшиеся, посвящены Петру I, Екатерине II и Павлу I. Книга «История Павла I» вышла в Москве уже в новом тысячелетии.
В своих сочинениях он совершенно беззастенчиво шельмовал Императора Павла как «душевнобольного». Однако этим историк не ограничился. Он прямо называл Анну Лопухину-Гагарину «любовницей», изменявшей мужу без всякого стыда. «Из достоверного источника мы знаем, – изрекал учёный муж, – что Лопухина, выйдя замуж за Гагарина, покинула своего мужа, чтобы всецело принадлежать Государю».
Подобное утверждение должно было на чём-то основываться. Неужели Брикнеру удалость получить какие-то свидетельства самого интимного свойства, которые обосновывали столь безапелляционное заключение? Ничуть не бывало. В качестве «достоверного источника» он ссылался на книжку некоего Фр. Бинемана «Из времён Императора Павла», изданную в Лейпциге в 1886 году и целиком построенную на пересказе исторических анекдотов и сплетен. Никаких доказательств любовной связи Павла и Анны Лопухиной-Гагариной никто не привёл.
До сего дня данный сюжет всё ещё и воспроизводится по методике Брикнера…
Павел Петрович не просто был увлечён, но именно влюблён в Анну Лопухину – тому действительно есть немало подтверждений, в том числе и со стороны самого Императора. Однако его влюблённость являлась в чистом виде рыцарским увлечением, совсем не подразумевавшим обязательное плотское наслаждение. «Любить» и «обладать» – в русском языке понятия отнюдь не тождественные…
Некоторые считают, что история возникновения отношений между Императором и Лопухиной – продукт «интриги», во главе которой стоял пресловутый Кутайсов, намеревавшийся свести на нет влияние на Павла Императрицы и Нелидовой. В качестве менторов при «верном Иване» назывались такие имена, как Ростопчин и Безбородко. Ясное дело, что тут трудно отделить «зерна от плевел», но подобная точка зрения была широко распространена. Её принимали на веру такие лица, как и Мария Фёдоровна, и Нелидова. В этом смысле существует весьма показательный документ – «Записки» барона К.А. Гейкинга (1752–1809).
Барон Гейкинг происходил из курляндских дворян и до 1796 года был председателем суда в Митаве. Удивительное служебное возвышение началось с приходом к власти Императора Павла. Барон становится сенатором, тайным советником и президентом Юстиц-коллегии по делам Лифляндии и Эстляндии. В 1798 году барон впал в немилость и был выслан в свое курляндское имение. Взлет карьеры Гейкинга был связан с тем, что он был женат на баронессе Ангелике – дочери мадам де Лафон (Делафон), директрисы Смольного института, с которой в теснейших дружеских отношениях находилась Е.И. Нелидова. Естественно, что Гейкинг входил в «партию Императрицы и Нелидовой» с самого начала своего пребывания в Петербурге и прекрасно был осведомлен о настроениях, царивших на «женский половине» Двора. Вот как барон излагает начало конца «влияния» Марии Федоровны и Нелидовой. Дело происходило в Москве, куда Император прибыл 11 мая 1798 года для проведения военных учений.
«Императора встретили в Москве, – пишет Гейкинг, – восторженно… Преисполненный радостью, он сказал Кутайсову в тот же вечер: «Как отрадно было сегодня моему сердцу! Московский народ любит меня гораздо более, чем петербургский; мне кажется, что там меня гораздо более боятся, чем любят». – «Это меня не удивляет», – заметил хитрый Кутайсов. «Почему же?» – удивился Император. «Не смею выразиться яснее». – «Я приказываю».
И далее, как повествует Гейкинг, Кутайсов «открыл глаза Государю» на причину столь разного восприятия. «Обещайте мне, Государь, не передавать этого ни Императрице, ни фрейлине Нелидовой». После получения подобного заверения Кутайсов продолжал:
«Государь, дело в том, что здесь Вас видят таковым, каковы Вы в действительности – добрым, великодушным и чувствительным, между тем как в Петербурге если Вы оказываете какую-либо милость, то говорят, что у Вас её выпросили или Императрица, или фрейлина Нелидова, или же Куракины. Таким образом оказывается, что когда Вы делаете добро, то его делают они, если же Вы караете, то это исходит от Вас».
Услыхав подобные откровения, Павел Петрович необычайно разволновался; ему не давала покоя сама мысль о том, что им управляют женщины. Реакция его оказалась соответствующей. «Ну, мои дамы, я покажу вам, как мною управляют!» В изложении Гейкинга, Император намеревался тут же написать некое распоряжение, но «Кутайсов бросился к его ногам и умолил действовать с притворством по отношению к упомянутым особам»…
Упомянутый диалог вполне мог иметь место. Но в равной степени его могло и не быть. Никто не знает и уже никогда не узнает, каким образом разговор Монарха с его слугой сделался общественным достоянием; вариации на эту тему можно встретить и в других воспоминаниях. Возможно, что Кутайсов сам раструбил, передавая «по секрету» содержание беседы, которая, несомненно, повышала его общественное значение. В конечном счёте всё это не самое главное. Главное же состояло в том, что именно весной 1798 года стали ясно различимы признаки сердечного увлечения Императора московской красавицей Анной Лопухиной, которую он первый раз увидел за год до того, во время Коронации.
Теперь самое время обратиться в зарисовкам графини Н.Н. Головиной, которая, как записная «вольнодумка», самым тщательным образом фиксировала всё, что хоть как-то могло дискредитировать Императора Павла. Естественно, Анна Лопухина оказалась в центре её внимания. Портрет, запечатленный графиней Головиной, конечно же, написан в самых невзрачных тонах.
«У Лопухиной была красивая головка, но она была невысокого роста, дурно сложена, с впалой грудью и без всякой грации в манерах. У неё были красивые глаза, чёрные брови и такого же цвета волосы. Наиболее прелестными у неё были прекрасные зубы и приятный рот. У неё был маленький вздернутый нос, но он не придавал изящества её физиономии». Графиня признавала, что «выражение лица была мягкое и доброе», но тут же