2. Коммуникация, чтобы сделать себя понятным, вынуждая аналитика к восприятию совокупности чувств пациента как собственных.

3. Связь с аналитиком, чтобы взаимодействовать с достаточно автономным объектом и получить проекцию, пока еще недостаточно дифференцированную, для того чтобы дать возникнуть ошибочному восприятию и способствовать возникновению чувства единения.

4. Путь к психологическому изменению, чтобы преобразовать проекцию через реинтроекцию после ее изменения аналитиком, как это происходит в отношениях между младенцем и матерью.

При невротической проективной идентификации используется трехступенчатая защита: отрицание-расщепление, проекция, идентификация. Пограничная проективная идентификация сопровождается непримиримым расщеплением образа аналитика и «Я» пациента на их идеализированные и преследующие части. Аналитик в иллюзии пациента занимает роль той или иной полярности и может испытывать ощущение, что он говорит и действует как марионетка.

Аналитик перерабатывает спроецированный материал таким образом, что он становится доступным для пациента, и тот получает возможность присвоить его себе путем интроективной идентификации, когда объект интроецируется в Эго, которое затем идентифицируется с некоторыми или всеми его характеристиками.

В изложении О. Кернберга (2018, с. 196) отличие проективной идентификации от проекции выглядит следующим образом: «Проективная идентификация – это примитивный защитный механизм. Субъект проецирует невыносимое интрапсихическое переживание на объект, сохраняет эмпатию (в смысле эмоционального сознавания) с тем, что проецируется, пытается контролировать объект в постоянных попытках защититься от невыносимого переживания и бессознательно, в реальном взаимодействии с объектом заставляет объект переживать то, что на него проецируется.

Проекция как таковая – это более зрелая форма защиты, состоящая, во‑первых, из вытеснения невыносимого переживания, проецирования его затем на объект и наконец отделения и дистанцирования себя от объекта, чтобы укрепить защитные усилия». При проекции в качестве главного средства защиты преобладает вытеснение, при проективной идентификации – расщепление.

По наблюдениям автора (там же, с. 201), «хотя все пациенты выражают информацию невербальными средствами, но чем глубже патология пациента, тем сильнее преобладание невербального поведения. Проективная идентификация вступает в действие в качестве невербальных аспектов коммуникации пациента и диагностируется через активацию у самого аналитика мощных аффективных состояний, отражающих то, что проецирует пациент, и его внимание к межличностным последствиям поведения пациента.

Когда преобладает вербальная коммуникация субъективных переживаний, то проективная идентификация менее очевидна, труднее обнаруживается, но с ней легче работать с помощью интерпретаций, если аналитик сохраняет свою внутреннюю свободу фантазировать о пациенте и не страдает от чрезмерных контртрансферных реакций.

Пациенты с тяжелой патологией характера, которые пытаются бессознательно избежать невыносимой интрапсихической реальности с помощью проективной идентификации, облегчают аналитику возможность обнаружения данного феномена, хотя и затрудняют его интерпретацию».

У. Р. Байон (2000) рассматривает отчаянные усилия пограничного пациента стимулировать аналитика как функцию, необходимую для избавления от страха смерти. Пациент расщепляет этот страх на части и направляет их в аналитика, испытывая дополнительный страх наказания за это и защитную враждебность. Пациент не может понять причинно-следственные связи между этими мучительными чувствами, ненавидит их и бессознательно ожидает, что аналитик самоотверженно поместит их в себя и вернет в безопасном виде.

Контрперенос аналитика при проективной идентификации пациента автор (Bion W. R., 1952, р. 446 по: Спиллиус Э. Б., 2006) описывает так: «Аналитик чувствует, что им манипулируют таким образом, чтобы он играл некую роль (несмотря на то, насколько трудно ее распознать) в чьей-то фантазии. Или он чувствовал бы это, если бы не то, что по собственным воспоминаниям я могу назвать только временной потерей инсайта, – то есть переживание сильных чувств и одновременно вера, что их наличие вполне оправдано сложившейся объективной ситуацией, без необходимости обращаться к хитроумным объяснениям их происхождения».

П. Кейсмент (2005) рассматривает проективную идентификацию как аффективную коммуникацию, в основе которой лежит бессознательная потребность пациента сделать так, чтобы аналитик осознал, что передается и на что надо реагировать.

Последовательность в общем виде такова.

1. Пациент по-детски неуправляемо переживает какое-то чувство.

2. У него возникает бессознательная фантазия переложить его на аналитика как на материнскую фигуру, чтобы избавиться от нежелательного чувства или справиться с ним с помощью аналитика.

3. Пациент воздействует на аналитика, как плачущий ребенок на мать, пытаясь заставить его испытать аналогичные чувства.

4. Если эта коммуникация оказывается успешной, создается аффективный резонанс у аналитика, чувства которого приобретают «одинаковость», основанную на эмпатии.

Аналитик в большей степени управляет способностью соединяться с любыми чувствами, чем пациент. Они становятся менее пугающими, поскольку аналитик смог почувствовать и пережить их. После этого пациент может вернуть их и справиться с ними. Мысленно поместив свои чувства в аналитика, пациент учится у него способам совладания с тяжелыми переживаниями, подражая аналитику, в которого их поместил.

К. Боллас (Bollas C., 1987 по: Шарфф Э. Д., Шарфф С. Д., 2008) вводит понятие экстрагирующей интроекции. Имеется в виду межличностный процесс, в котором пациент вторгается во внутренний мир аналитика и присваивает некоторые элементы психической жизни, оставляя жертву лишенной некоторых частей ее самости.

Психическое воровство может касаться мыслей, чувств, психической структуры, такой как Суперэго, и частей самости. Например, аналитик высказывает критический комментарий, пациент в ответ переходит к самоедству, обезоруживая аналитика и присваивая себе его «критическое жало».

Е. Т. Соколова (2019) рассматривает проективную идентификацию и как примитивную форму самосознания, в которой образы себя и другого недостаточно дифференцированы, и как способ общения, в котором находят свое непрямое выражение заблокированные базовые потребности. Спроецировав в терапевта часть своего «Я» или «позаимствовав» ее от терапевта, пациент становится с ним неразрывно связанным, поскольку только так он может компенсировать дефицит своей самости.

Д. С. Рождественский (2021) понимает проективную идентификацию как бессознательную попытку пациента, ориентированного на действие, а не на говорение, донести до терапевта то, что находится у пациента в бессловесной сфере. Пациент включает чувства и мысли аналитика своими интонациями, жестами, взглядами, мимикой. Таким образом он предлагает терапевту: «Я не могу передать словами, но я дам тебе это почувствовать. Ощути, каково мне пришлось когда-то и в чем я нуждаюсь теперь».

Мы злимся на тех, кого обидели – готовимся к их мести.

Автор полагает, что аналитик в подобной ситуации должен обладать способностью прежде всего посвящать пациента в свои чувства и лишь затем расшифровывать их, чтобы вернуть пациенту в интерпретации. Например: «Когда вы говорили о …, я ощутил раздражение. Давайте попробуем понять, вызвано ли оно моими собственными проблемами или каким-то образом ваши слова заставили меня почувствовать его».

Проекция консультанта

Человек не свободен до тех пор, пока не признает и не преодолеет каждое проявление своего контрпереноса.

З. Фрейд

Проекция на клиента имеет место тогда,