Иногда психотерапевты, подверженные этому пороку, неспособны говорить ни о чем другом, кроме как о своих пациентах. Их личная эмоциональная жизнь превращается в суррогат из чужих чувств, переживаний и проблем. Аналитик теряет не только свою личную жизнь, но и творческую оригинальность. Преимущество же квазисуществования в том, что оно позволяет человеку отстраниться от реальных страданий, занять удобную и безопасную дистанцию, наслаждаясь тем не менее всевозможными заменителями действительности».

О. Ф. Кернберг (2018) отмечает, что пациентки невротического склада, проходя анализ у мужчин-аналитиков, склонны развивать типичный позитивный эдипов перенос. Но у женщин с нарциссической личностной организацией в такой ситуации сексуализированные желания по поводу аналитика вызывают унизительное чувство неполноценности.

Мужчины невротического склада, проходящие терапию у женщин-аналитиков, обычно испытывают сильную тревогу по поводу своей потенции и компенсируют ее любовными победами вне терапии. Нарциссические мужчины-пациенты в анализе у женщин-аналитиков часто демонстрируют страстную любовь, которая на самом деле является агрессивным сексуализированным обольщением, отражающим трансферентное сопротивление чувству зависимости от идеализируемого аналитика.

Нарциссические женщины с ярко выраженными асоциальными чертами поведения, а также жертвы инцеста и сексуальных злоупотреблений психотерапевтов могут пытаться соблазнить аналитика в силу бессознательной идентификации с агрессором и реагируют гневной обидой на отказ аналитика отозваться на их сексуальные притязания.

Пациенты с пограничной личностной организацией могут упорно выражать эротические требования, предпринимать настойчивые попытки контролировать жизнь аналитика и даже выступать с суицидальными угрозами, пытаясь вынудить аналитика к взаимности.

По наблюдениям автора наиболее сильный эротический контрперенос возникает в четырех следующих случаях:

1) у аналитиков обоего пола с сильными неразрешенными нарциссическими чертами;

2) у мужчин-аналитиков при терапии пациенток с сильными мазохистическими тенденциями, у которых возникает «непреодолимая» сексуальная страсть к недоступному эдипову объекту;

3) у женщин-аналитиков с сильными мазохистическими тенденциями при терапии очень соблазняющих, нарциссических мужчин-пациентов.

4) мазохистические женщины-пациентки способны вызывать у своего аналитика-мужчины яркие фантазии спасения, имеющие сильный эротический компонент.

Автор находит полезным для аналитика дать развиться собственным фантазиям по поводу сексуальных отношений с пациентом, чтобы лучше осознать саботирующие аспекты личности пациента. Вне сексуальной сферы эти аспекты могут проявляться в требованиях смены времени приема, финансовой безответственности пациента, упреках в бесчувственности аналитика по отношению к особым обстоятельствам и т. п.

Когда пациентка испытывает сексуальные чувства к аналитику, тот может интегрировать свою идентификацию с сексуальным влечением пациентки и свою идентификацию с объектом ее желания. Для того чтобы установить в контрпереносе идентификацию с влечением его пациентки к другому мужчине, аналитик-мужчина должен обладать свободой контакта с собственной женской идентификацией.

Перенос у гомосексуальных пациентов с нарциссической личностной структурой в терапии с аналитиком того же пола приобретает чрезвычайно требовательный, агрессивный характер. Аналитику нужна внутренняя свобода в использовании своей психологической бисексуальности при возникновении у себя гомо– или гетеросексуальных чувств по отношению к пациенту.

Терапевту необходимо балансировать между фобическим нежеланием изучать защиты пациента, противостоящие полному выражению переносной любви, и риском агрессивного соблазняющего вторжения. Требуется систематически исследовать как выражения переносной любви пациента, так и его неизбежно следующие за этим реакции на фрустрацию этой любви.

– Я так вам признательна, доктор!

Вы позволите мне вас поцеловать?

– Нет. Строгие правила психоанализа запрещают мне лечь с вами на кушетку.

Аналитику следует воздерживаться от сообщения своего контрпереноса клиенту с тем, чтобы обеспечить себе внутреннюю свободу в исследовании своих чувств и фантазий. Переживание пациентом «отвержения» аналитиком надо исследовать и интерпретировать как запрет на эдиповы желания, нарциссическое унижение, сексуальную неполноценность и кастрацию. При этом чем удовлетворительнее собственная сексуальная жизнь аналитика, тем лучше он сможет помочь пациенту разрешить эти проблемы.

У. Штейнберг (2017) выделяет следующие мотивации эротизированных отношений психолога.

1. Сексуальные переживания психолога могут служить гиперкомпенсацией его личностной незаинтересованности клиентом в сочетании с такими факторами, как неудовлетворенные сексуальные потребности, подавленная сексуальность психолога или сексуализированное символическое стремление к целостности.

2. Психолог может проецировать на клиента свои неудовлетворенные сексуальные потребности.

3. Эротическая реакция психолога может иметь отношение к его собственным невротическим фантазиям. Психологи, которые боятся своей невротичной сексуальности, могут бессознательно передавать это отношение клиентам. В этом случае оба пытаются подавить свою сексуальность, вместо того чтобы признать ее и проанализировать.

4. Сексуальное влечение психолога может возбудить сознательное или бессознательное соблазняющее поведение клиента.

5. Сексуальная реакция психолога может быть бессознательным восприятием подавленной, неразвитой сексуальности клиента.

6. Психолог становится объектом, на который проецируется содержимое бессознательного клиента. Возможно, устанавливая сексуальный контроль над психологом, клиент компенсирует свое ощущение беспомощности; или соблазнение психолога может быть проверкой его способности справляться с сексуальностью клиента; или это соблазнение может оказаться для клиента способом ощутить свою ценность.

Проекция клиента

Я перед ним виноват, следовательно, я должен ему отомстить.

Ф. М. Достоевский

По З. Фрейду (2015) пациент облегчает мучительную ситуацию внутренней борьбы, с помощью проекции помещая в аналитика все плохое и чуждое своему «Я». В это время аналитик интуитивно обнаруживает связи фрагментов переживаний пациента, которые тот не может связать, и предлагает интерпретацию. Если она верна, пациент испытывает инсайт – адекватное осознание вновь пережитой, ранее вытесненной психотравмы. Это происходит на этой или на следующей сессии или в ближайших сновидениях.

А. Фрейд (2016) и К. Хорни (2019) описывают экстернализацию – замену внутренних конфликтов внешними, когда внутренних ресурсов не хватает и ответственность за собственные трудности проецируется на других людей, обстоятельства или собственное тело. Проекция Эго может выглядеть как перепоручение терапевту следить за окончанием сессии или своевременностью оплаты. При проекции сурового Суперэго пациент воспринимает терапевта как строгого критика, отказываясь от объективной самооценки. В результате проекции Ид пациент приписывает терапевту свои собственные агрессивные или либидинозные импульсы и защищается от них как от внешней угрозы.

Ш. Ференци (2008) отмечает, что пациенты чрезвычайно чувствительны к пожеланиям, склонностям, симпатиям и антипатиям своего аналитика, даже если тот совсем не осознает их повышенную чувствительность. Вместо того чтобы противоречить аналитику или обвинять его в ошибках и слепоте, пациенты идентифицируются с ним.

М. Кляйн (2001) и ее последователи отличают от проекции проективную идентификацию. Т. Огден (2001) выделяет три стадии проективной идентификации:

1) аспект самости пациента, который изгнан в фантазии, отрицается и приписывается аналитику;

2) пациент сохраняет связь с проецируемыми на аналитика желаниями и фантазиями для контроля над ними и заставляет аналитика почувствовать их и даже действовать в соответствии с ними;

3) пациент отождествляется с аналитиком в отношении изгнанного чувства, идеи или представления о себе, получая их обратно от терапевта.

Автор описывает четыре функции проективной идентификации:

1. Защита,