Шрифт:
Закладка:
Я сам себя: порой на том ловлю,
Что поначалу шевелю бровями.
А уж потом — мозгами шевелю!
Юрий КУЗНЕЦОВ
Расставание
Закрой себя руками — ненавижу!
Вот Бог, а вот Россия — уходи!
.
Как будто душу прищемили дверью.
.
Собакам брошу письма растерзать!
.
Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться
Над тем, что говорил тебе «люблю.
.
Я пил из черепа отца.
Сгинь. Пропади. Проваливай, пролаза!
О пораженье собственном трубя.
Я залеплю замазкой оба глаза,
Чтоб только не глядели на тебя!
Мне руки обломать себе не жалко,
Чтоб никогда тебя не обнимать!
Нос отломлю и выброшу на свалку,
Чтоб духу твоего не обонять.
Твой голос был — как музыка для слуха,
Но чтоб не слышать твой любовный бред.
Я лучше вырву с корнем оба уха
И выброшу собакам на обед!
И как тебя, змею, земля носила?
Ползи в болото сердца своего!
Когда б тебя гадюка укусила,
То сдохла бы от яда твоего.
Сядь на метлу и — к черту, как из пушки!
Иначе мы сочтемся до конца:
Пить из твоей безмозглой черепушки
Не хуже, чем из черепа отца!
Я проклинаю встречи нашей дату!..
Покинь мою жилплощадь сей же час!
И не забудь внести за май квартплату.
А я внесу за воду и за газ.
Феликс ЧУЕВ
* * *
Я так живу, что долго буду
еще ворочаться в гробу!
.
И по утрам аэродромы,
как дети, плачут без меня
Порою мне не верят даже,
Я верю сам себе едва.
Но я родился в фюзеляже
в петлю входящего «У-2».
Я в самом детстве обнаружил
Всю радость летного труда:
Иной ребенок падал в лужу.
А я пикировал туда.
Я вырос на аэродроме
И был им так заворожен.
Что спал на голом элероне,
А накрывался виражом.
Мне щи варили в бензобаке,
Едва узнав мои шаги,
Хвостами, что твои собаки
Виляли дружно «ишаки»[30]
И я впитал в себя весь этот
Пилотской жизни пух и прах.
Чтоб после, сделавшись поэтом.
Запечатлеть его в стихах.
Мой стих и мертвого пробудит.
И он, благодаря судьбу.
Прочтет, помрет и долго будет
Еще ворочаться в гробу!
Юрий Шанин
(р. 1930)
Феликс КРИВИН
Одуховидец
Ну до чего же опустилась Штора!
Буфет брюзжит посудой постоянно.
Дверь по ночам страдает от Запора,
А Пианино вдребезги пиано.
Ком Теста разбивается в лепешку.
Чтоб лечь Лепешкой оною на Блюде
В процессе сотворенья понемножку
Все кривинские Вещи вышли в Люди.
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ
Воспоминания о зайце и охотнике
Поскольку литературные пародии Юрия Левитанского на бессмертный сюжет «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять» снискали заслуженную популярность, вполне естествен вопрос: а как бы решил заячье-охотничью проблему сам автор приданными ему поэтическими средствами? Итак:
Я знаю давно,
что. когда умирают зайцы,
в угасании тихом отринув и грусть, и корысть,
равнодушны невиданно,
часто другие зайцы
не сомлеют и даже
не бросят морковку грызть.
За бессердечие как вы их ни корите —
прямо рядом с усопшим,
невинно топорща усы, озорная зайчиха
будет в хрупком корыте
как ни в чем не бывало
стирать, извините, трусы.
Безразлично заезжей зайчихе —
что мыло, что пена!
Почившего в бозе
похоронивши едва,
распевает она беззаботно сонаты Шопена
или вдруг дробно-дробно
исполнит Этюд № 2.
От двустволок спасаясь
и в киноэкраны врезаясь,
гибли толпами зайцы
различных долгот и широт,
но однажды родился
такой иронический заяц,
который решил не погибнуть, а — наоборот!
Время вовремя вычислив,
с шерстки повычистив вычески,
иронический заяц, доверием облечен.
разъяснил популярно охотнику,
что исторически
да и фактически
охотник
как класс
обречен.
И,
оставив свою беззащитную жертву в покое,
вдруг охотник прозрел
и забросил ружье под кровать.
Потому что, товарищи,
время сейчас не такое,
чтобы зайцев задиристых запросто убивать!
Феликс Ефимов (р. 1931)
Из цикла «Курица или яйцо?»
Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ
Дуэт на птицеферме
— Что посмотрели на ферме?
— Да трудно сказать.
— Вытянем план, как считаете?
— Право, не знаю.
Вдруг не сужу. Книгу жизни прилежно листаю.
— Может быть, вам поквартальный отчет показать?
— Все — суета. В этом мире лишь Екклизиаст светит во мгле, хоть и скепсис его не в
