сами,

Чью Вы

крутите

мельницу

С Вашими

Мопассанами?

А впрочем, валяйте…

Пожалуйста!

Что с вас возьмешь — богема…

Только

потом не жалуйтесь.

Предупреждаем Вас,

Эмма.

Из цикла «Стрекоза и муравей»

Ярослав СМЕЛЯКОВ

Строгая любовь

Не ради наград пустяковых,

Не сытного ради житья.

Я очень люблю насекомых,

А пуще всего — муравья.

Засыпщик, прораб и затейник,

От пят до макушки земной.

Как Блюминг Любви,

муравейник

Стоит у него за спиной.

Живет он, до дела охочий,

В своем коммунальном дому.

Что служит столовкой рабочей

И цехом ударным ему.

Здесь нет суесловья и позы,

Здесь общее счастье куют.

Ни бабочки здесь, ни стрекозы

Не сыщут дешевый уют.

Мне лето, представьте, не в лето,

Лишь гляну, средь трудных работ

Солистки из кордебалета

Блудливый ведут хоровод.

Мне эти повадки знакомы.

Не клюну на бабочек я.

Терпеть не могу насекомых.

Люблю одного муравья.

Из цикла «В лесу родилась елочка»

Борис СЛУЦКИЙ

Древесина

От елки

и в ельнике мало толку.

В гостиной

ей вовсе цена пятак.

Как

надо

использовать

елку?

Елку

надо

использовать

так.

Быль.

Ни замысла и ни вымысла.

Низко кланяюсь топору.

Родилась, а точнее — выросла,

а еще точнее — все вынесла

елка

в нестроевом бору.

Наконец-то до дела дожила:

в штабеля

по поленьям

сложена…

Всех потребностей удовлетворение,

всех — еды и одежи кроме!

Дровяное отопление,

паровое отопление.

Это — в мире опять

потепление,

в мире — стало быть, в доме.

Я сижу с квитанцией жакта.

Мне тепло.

Мне даже жарко.

Мне теперь ни валко ни колко,

а какого еще рожна!

Человеку нужна не елка.

Человеку палка нужна.

Из цикла «О странностях любви»

Константин СИМОНОВ

Пир во время войны

Пью за здравие Мери,

Милой Мери моей.

Тихо запер я двери

И один, без гостей.

Пью за здравие Мери…

А. С. ПУШКИН

Я пил за тебя в ресторанах Констанцы,

Я спаивал вдрызг эмигрантский Харбин

В кругу офицеров, забывших про танцы.

Усталых, часами небритых мужчин.

Едва ль ты оценишь, моя недотрога.

Мужское бездомное наше питье.

Кого б ни встречал на военных дорогах —

Всех пить заставлял за здоровье твое.

Шофер из Одессы, спецкор из газеты,

И юный корнет, и седой генерал

Трезвели мгновенно, едва из планшета

Твою фотографию я доставал.

Не знаю, поймешь ли… Но это по-русски,

И фронт — это все-таки фронт, а не тыл…

Прости же, что с каждым я, вместо закуски,

Тебя, как солдатскую пайку, делил.

Леонид МАРТЫНОВ

Слыхали ль вы?

Мой голос для тебя и ласковый и томный.

Тревожит позднее молчанье ночи темной.

А. С. ПУШКИН

Композитор по имени Григ

И поэт по фамилии Фруг

Напевали: любовь — это рок,

То есть мрак и сплетение рук.

А известный бретер Бержерак,

Дуэлянт, выпивоха, игрок.

Утверждал, что любовь — это грог.

Преферанс, карамболь и трик-трак,

Пара шпаг и взведенный курок,

Секундант, возглашающий «брэк!»,

И соперник, что делает брык.

Так решил он. А некий дурак

Заявил, что любовь — просто трюк,

За которым последует брак,

Тихий брег и семейственный круг.

Но он был никудышный пророк!

Ведь любовь — не домашний порог,

Не пирог, и не сладкий урюк,

И не пара отглаженных брюк…

Львиный рык!

А не ламповый крюк![29]

О глотатели книжного праха!

Обладатели нежного слуха!

Вам, привыкшим шушукаться тихо,

Сообщаю я тайну успеха.

Вы слыхали? Любовь — это крик.

Что в груди зарождается глухо

И, не слушая аха и оха.

Над вселенной разносится лихо.

И быть может, не так уж и плохо.

Если даже глухая старуха

Вдруг получит от громкого эха

Воспаление среднего уха…

Очевидно, такая эпоха.

Владимир СОЛОУХИН

Сударыня ты моя…