гораздо больше, чем издалека. Моя макушка достигает им лишь до ступней, а на одном лишь божественном пальце я вполне могла бы встать. Не представляю, что однажды по Отере бродили подобные существа.

Подхожу к первой, мудрой южанке – ее звали Анок. Пока я исцелялась, Белорукая поведала мне все о богинях – об их жизнях, об их характерах. Анок была самой хитроумной. Вполне справедливо, поскольку именно она породила саму Белорукую.

Теперь чутье нашептывает мне все, что нужно, чтобы завершить пробуждение. Я вонзаю кинжал в ладонь, жду, пока в ней соберется золото. Затем – как мне предстоит сделать каждой – я натираю им ступни Анок.

– Мать Анок, – шепчу я. – Восстань.

Тело богини подрагивает. Я не уверена, не разыгралось ли у меня воображение, но надеюсь, что все взаправду.

Перехожу к следующей, нежной северянке по имени Беда. Белорукая рассказывала, что она была доброй душой, любившей зелень и выращивать всякое.

– Мать Беда, – зову я, втирая кровь в ее одежды. – Восстань.

На этот раз, когда они трепещут, я уже знаю, что мне не мерещится.

– Мать Хуэй Ли, – шепчу я воительнице востока, самой сварливой из четверых, если верить Белорукой. – Восстань.

Я размазываю кровь по перистым крыльям, торчащим из ее спины.

И снова дрожь.

– Мать Эцли, – шепчу я последней, ласковой матери запада, той, что любила и воспитывала всех детей, алаки и других, и растираю кровь по огромному пальцу ее ноги.

Когда все тело богини охватывает трепет, я отступаю и с изумлением вижу, что дрожь становится глубокими судорогами. С богинь стекают великие реки проклятого золота. Я отхожу назад в благоговейном страхе, едва замечаю открывающуюся кожу – смуглую, розовую, иссиня-черную. Моя кровь исполняет свое предназначение: освобождает богинь.

– СВОБОДНЫ. – Единственное слово сотрясает зал, подобно землетрясению. – НАКОНЕЦ МЫ СВОБОДНЫ!

Когда богини одна за другой встают, впервые за тысячи лет вытягиваясь, такие исполинские, что почти касаются потолка, меня охватывает священный восторг. Я еще никогда не видела ничего столь поразительного. Я чувствую себя насекомым, муравьишкой у ног великанов. Наблюдаю, как они двигаются, оживают, и мое сердце трепещет, до самых уголков переполненное радостью.

– ДОЧЬ. – Слово вызывает рябь воспоминаний, когда я слышала эти голоса во снах, и все они сливались с голосом мамы.

Я поднимаю глаза и с изумлением вижу, как на меня сверху вниз смотрят четыре идеальных лица.

– ТЫ ВЫПОЛНИЛА СВОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. ТЫ НАС ОСВОБОДИЛА. КАК МЫ ТЕБЕ БЛАГОДАРНЫ.

По моим щекам стекают слезы – бессознательный отклик на их голоса. При их звуке эйфория, страх, все мои чувства сливаются в единую мощную волну. Теперь я знаю, каково другим, когда звучит мой особый голос.

Когда богини делают ко мне единственный шаг, я отскакиваю, боясь оказаться раздавленной. Но, спускаясь, они уменьшаются, и к следующему шагу становятся лишь немногим выше обычного человека.

– Матери. – Я почтительно опускаюсь на колени.

Прохладные руки поднимают мне лицо. Это Анок, и она улыбается.

– Ты хорошо справилась, Дека, – шепчет она, и мне слышится нотка внушения. – Я так тобой горжусь, мое творение.

– Мы все тобой гордимся, – эхом отзываются остальные.

Мое сердце так переполнено, что вот-вот разорвется. Богини называют меня своей… в голове не укладывается.

– И что же теперь? – шепчу я в благоговейном трепете.

– Теперь? – заговаривает Эцли и вглядывается темными глазами в мои. – В нашем Едином царстве, Отере, смута. Многие страдают.

– Мы им поможем, – вступает Хуэй Ли. – Мы возродим Единое царство таким, каким оно было когда-то: местом, где все существуют в мире и гармонии… Мы вернем его к процветанию.

– И ты нам поможешь, Дека, – произносит Беда. – Ты поможешь нам восстановить этот мир.

– Почту за честь, – кланяюсь я.

* * *

Позже, когда богини воссоединяются со своими детьми – алаки, смертовизгами и даже джату, – я смотрю на всех собравшихся в храме, празднуя их возвращение. Вот Адвапа роняет слезы счастья из единственного глаза – второй она потеряла в битве, но не сомневаюсь, что скоро вырастет новый. Рядом с ней Аша, тоже раненая, хотя это всего лишь порез на щеке, сияет от уха до уха.

Ее улыбка становится еще шире, когда они с Адвапой замечают, как в храм входит отряд темных, как ночь, воинов. Как Адвапа и предсказывала, нибари тоже отправились в гору. Они явились увидеть своих богинь и быстро присоединяются к тем, кто их обступает. Белорукая не дает слишком уж приблизиться.

Она сразу же вновь становится генералом Золоченых. Я радуюсь тому, какой счастливой она выглядит. Я никогда не видела, чтобы Белорукая улыбалась так искренне.

Белкалис в углу, наблюдает за всем с едва ли не ошеломленным лицом. Когда я подхожу, она поднимает взгляд.

– Поверить не могу, Дека, – говорит она дрожащим от благоговения голосом. – До сих пор поверить не могу.

– А я могу, – отвечаю я ей. – Мир меняется. Мы его изменим, мы сделаем его лучше. Так, чтобы то, что произошло с нами, больше ни с кем не случилось.

Белкалис кивает. А потом указывает на кого-то у меня за спиной.

Это Бритта, и в ее глазах слезы.

– Бритта! – ахаю я, бросаясь обнимать подругу.

– Ох, Дека! – рыдает та. – Ты меня спасла! Заставила того смертовизга помочь!

Она кивает на Катью, стоящую в окружении других смертовизгов.

– Ты знаешь, он выглядит странно знакомым, – задумчиво тянет Бритта. – То есть она. Она выглядит странно знакомой.

– Правда? – смеюсь я.

Мне столько всего нужно рассказать Бритте, ей столько всего нужно узнать.

Она протягивает мне руку и шепчет:

– Сестры?

Крепко ее сжимаю.

– Сестры.

Улыбнувшись, Бритта склоняет голову.

– Кажись, тебя там кое-кто ждет.

Обернувшись, вижу у стены Кейту, он придерживает раненую руку. К моему облегчению, рядом с ним и другие уруни – Ли, Акалан, Квеку, все они. Когда я подхожу, они радостно улыбаются.

– Кажется, мы выжили! – радостно объявляет Ли.

Я киваю, а взгляд невольно скользит к Кейте.

– Видимо.

– И что теперь?

Этот тихий вопрос исходит от Акалана. Ему будет сложнее всего приспособиться к новому миру. Но он привыкнет. И все остальные новобранцы тоже.

– Не знаю, – честно отвечаю я, – но думаю, что мы будем двигаться вперед вместе.

– Спасибо, что защитила нас, – говорит Акалан.

– Не знаю, что было бы, если б ты не приказала смертовизгам нас не трогать, – добавляет Квеку.

– Вы – наши уруни. Что бы ни случилось, мы напарники.

Мой взгляд вновь падает на Кейту, который все так же молча глядит на меня.

Квеку кивает, а потом подталкивает остальных в сторону.

– Что ж, давайте-ка дадим им побыть минутку наедине.

И теперь я смотрю Кейте в глаза.

– Кейта, я…

Он целует меня так внезапно, что мне приходится вцепиться в него, чтобы не упасть. Меня захлестывает тепло, блаженство идеальной гармонии наших губ. Когда мы отстраняемся, я прерывисто дышу, а Кейта смотрит на меня сверху вниз бездонными глазами.

Не представляю, о чем он думает.

– Понимаю, тебе будет трудно, – быстро говорю я, нервничая. – Ты так долго ненавидел смертовизгов, и теперь…

– И теперь я знаю, почему они такие, и как собственные матери превратили их в чудовищ… А еще я знаю, что император обрек моих родителей на смерть. Он мог в любой момент предупредить их об опасности, рассказать, что это священное место, но он ничего не сделал. Ты знаешь, за эти несколько дней я узнал кое-что важное, – шепчет Кейта. – Я – твой уруни. Что бы ни случилось, я буду шагать по этому миру вместе с тобой. Я останусь рядом, если ты хочешь…

Мне нужно отдышаться. Я вдруг чувствую ужасную слабость.

Кейта отступает на шаг, чтобы я посмотрела ему в глаза. Теперь в них застывает нерешительность. Он спрашивает. Вопрос, в котором он слишком не уверен, чтобы задать его напрямую. Я заключаю Кейту в объятия – и с облегчением чувствую, что он