Шрифт:
Закладка:
Алаки неуверенно переглядываются. Мне нужно дать им больше причин поверить, чем пустые слова и сияние. Мне нужно убедить их повиноваться по собственной воле, а не по приказу голоса, как я раньше поступала со смертовизгами.
Снимаю шлем и маску, передаю их Катье. А потом лечу вниз, пока не оказываюсь прямо над передними рядами. Теперь я почти лицом к лицу с генералами, с Белкалис и новобранцами. Стараюсь отыскать взглядом Кейту, Адвапу и остальных, но их нигде нет.
– Дека! – потрясенно выдыхает Белкалис, не обращая внимания на брызжущих слюной генералов, на напрягшихся солдат. – Дека, это ты?!
– Я не забыла, Белкалис, – отвечаю я. – И никогда не забуду, что случилось с тобой – со всеми нами.
Повернувшись к алаки, я вновь усиливаю голос:
– НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙТЕ, КАК ЛЮДИ К НАМ ОТНОСИЛИСЬ! НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙТЕ, КАК ОНИ НАС НАЗЫВАЛИ!
Я вонзаю клинок в ладонь и вскидываю ее вверх, сверкающую золотом крови.
– Демоны! – кричу я, указывая на солдат, которые теперь в замешательстве озираются. – Они называли нас демонами, хотя мы дочери богинь! Золоченые никогда не были порождениями ада. Они – богини, основавшие Отеру, богини, которых джату заточили в этих самых горах. Сегодня настал тот день, когда мы освободимся от лжи джату. Алаки, бейтесь бок о бок со смертовизгами, своими сестрами! Освободитесь от джату!
И теперь звучащую в моем голосе истину нельзя отвергнуть. Поднимается суматоха, алаки, ломая строй, бегут к смертовизгам. И под командованием старших алаки начинают спуск с горных склонов те, что ожидали у меня за спиной. Их многие сотни.
– Уничтожить алаки! – верещат охваченные паникой генералы своим солдатам. – Убить всех предателей! И убить ЕЕ!
Они тычут в меня пальцами, но я улетаю обратно, прежде чем лучники успевают прицелиться.
– Смертовизги, алаки! – зову я. – Не причиняйте вреда новобранцам-джату, если в этом нет необходимости! Они ничего не знали!
Когда я взмываю выше, в сопровождении Катьи направляясь к горам, мне кланяется Белорукая.
– Здесь я тебя покину, – говорит она. – Я должна остаться и наблюдать за битвой.
На моем лице, по всей видимости, отразилось смятение, поскольку Белорукая добавляет:
– Не волнуйся, у храма тебя ждет провожатая.
– Благодарю тебя, Белорукая, – киваю я. – За все.
Как никогда я понимаю, насколько она хитра, насколько скрупулезна в своих интригах. Она использовала императора, чтобы освободить свой род от Права казни, пообещав, что мы уничтожим смертовизгов, а сама выковала армию – армию, что отныне сражается на нашей стороне, зная правду о своем наследии.
До того момента, когда наша империя освободится от чудовищ… Теперь я понимаю, о чем Белорукая говорила, кто такие настоящие чудовища.
– Возможно, я все это время казалась жестокой, но на то была причина, – произносит она. – Надеюсь, ты однажды простишь меня за все, что я не сумела сделать, за всю правду, которую я не сказала, за боль, которую ты вынесла из-за моего молчания.
– Теперь я знаю, все это было нужно, чтобы я научилась, – принимаю я ее извинения.
Белорукая улыбается, а затем вновь возвращает внимание битве и дует в изогнутый рог. В ответ раздается далекий грохот. Обернувшись, я вижу орды эквусов, что с непринужденной легкостью хлынули вниз с дюн позади армии людей. И еще больше эквусов врезается в ее фланги – классическая, верная и по сей день военная стратегия.
– Побеждай или умри! – Белорукая взмахивает мне ладонью.
– Мы, мертвые, приветствуем тебя! – отзываюсь я, ударяя кулаком по сердцу.
Белорукая с улыбкой кивает. А потом стремительно спрыгивает с грифа, в полете сшибая с мамунта человеческого генерала и вспарывая ему горло когтями, принимается без усилий кружить в танце смерти, а кровь льется на нее дождем.
Я отворачиваюсь от этого зрелища, нацеливаю взгляд на горный пик впереди. Я должна выполнить свою задачу. Я смогу, твердо шепчу я себе. Я справлюсь.
* * *
У вершин гор Н’Ойо холодно и облачно. К счастью, холод надо мной не властен, меня согревают небесная броня и боевая маска, растворяющие кристаллики льда, что образуются на лице.
– Готова, Дека? – спрашивает Катья.
Она явно нервничает, кусает губы так же, как делала это, когда была алаки.
– Как никогда, – отвечаю я, разглядывая сверкающие белые пики, а потом поворачиваюсь к ней: – А каково это? В смысле, быть смертовизгом?
Теперь, когда у меня появилось время подумать, мне становится любопытно – или же так я пытаюсь отвлечься от размышлений о важности моей задачи.
Катья пожимает плечами.
– Не так странно, как было вначале.
Когда я в замешательстве хмурюсь, она объясняет:
– В один момент когти смертовизга вспарывают мне спину, а в следующий раз я уже просыпаюсь в этом теле. Просто щелк. – Она щелкает пальцами. – Видишь ли, есть эти… яйца. На дне всех прудов…
Я ахаю, широко распахивая глаза, когда вспоминаю пруд, из которого вышел Икса, золотые валуны на дне. Значит, это было место, где рождаются смертовизги. А Иксу, видимо, поместили туда охранять яйца, пока те не созреют.
– Когда алаки умирает, появляется новое яйцо, а ты просыпаешься уже взрослым смертовизгом, – продолжает Катья.
– А что со старым телом?
Я видела трупы алаки, гниющие на поле боя, все ужасного синего цвета последней смерти. Они просто остаются лежать, как любые другие мертвые тела, но вдруг позже происходит что-то мне неизвестное.
Катья снова пожимает плечами.
– Гниет, наверное. А вот новое… оно просто как бы вырывается из яйца, а потом ты всплываешь, и вокруг тебя собираются сестры по крови, успокаивают, говорят, что все с тобой хорошо… только все они смертовизги, и ты теперь тоже. И люди теперь всегда тебя так боятся. – Катья отводит взгляд. – Знаешь, человеческий страх – это самое худшее.
– Почему? – спрашиваю я.
– Потому что он заставляет нас убивать их, – тоскливо шепчет она. – Как только люди чувствуют, будто нутром, что мы близко, их переполняет страх. И его запах нас захлестывает, отсюда туман и визги.
Теперь я все понимаю.
Золоченые сделали смертовизгов, своих воскрешенных дочерей, природными хищниками. Поэтому они крупнее и страшнее, поэтому в них заложен инстинкт убивать своих природных врагов. Они буквально созданы противостоять людям.
И я тоже.
Теперь я понимаю, почему много лучше других я вижу в темноте, почему мне не нужна еда или вода, почему я лучше обычных алаки выношу боль. Золоченые даровали мне все способности, необходимые, чтобы выжить в мире, готовом меня убить.
– Но все-таки я рада, – коротко добавляет Катья.
– Почему?
– Потому что я еще жива.
– Но что будет, если ты снова умрешь? Уже как смертовизг.
Я их убивала и знаю, что тела смертовизгов не растворяются в пустоте. Они остаются лежать на земле и тоже гниют… пока их, конечно, не разберут на трофеи. Вспоминаю – и нутро сводит от жгучей вины.
– Старейшины говорят, что нас, как и всех, ждет Заземье, – пожимает плечами Катья. – И я, наверное, даже не против…
– Почему?
Она поворачивается ко мне с грустной, но храброй улыбкой.
– Потому что мне больше не придется сражаться. – Она опускает взгляд на свои когти. – Я уже тебе говорила… все, чего мне хотелось, это только выйти замуж за Риана, завести детей, собственный дом…
Бедная Катья.
Я столько времени провела в битвах, что почти позабыла о таких девушках, как она, – тех, кто желал лишь семью и дом.
Они всегда первыми умирали в Варту-Бера, погибали во время вылазок или жестких тренировок.
Поле боя – не место для нежных, невинных душ.
– Их у меня уже никогда не будет, – говорит Катья, – но в Заземье я обрету покой. Все заслуживают покоя, как ты думаешь?
– Все заслуживают, – киваю я. – Надеюсь, когда дело будет сделано, мы его получим.
– Я тоже надеюсь, – соглашается Катья с улыбкой.
Облака под нами рассеиваются, открывая Храм Золоченых. Он лежит посреди кратера самого высокого пика гор Н’Ойо, исполинское сооружение, по меньшей мере, в четыре раза
