Шрифт:
Закладка:
Некоторую склонность к «прозрению и познанию истины» Кириенко начал проявлять с тех пор, когда генерал Врангель исключил его из Русского Обще-Воинского Союза. Стало легче распоясываться и вспомнить свои обиды на Корнилова. В то время у Кириенко не было еще таких опытных учителей как Якобий, и он, в присутствии многих генералов, клялся, что сам слышал, как генерал Корнилов на сходе в какой-то станице говорил: «Я имел счастье арестовать Царскую Семью и Царицу-изменницу». На это генерал Казанович заявил: «Вы лжете!» Обиженный Кириенко вызвал генерала Казановича на дуэль. По Кириенко, дуэль не состоялась, потому что секунданты генерала Казановича поспешили предупредить о ней свое начальство, запретившее поединок. А вот полковник Николаев, один из секундантов генерала Казановича, пишет: «Мы установили, что сведения о дуэли просочились, благодаря докладу противной стороны по своей линии…»
В доказательство склонности Кириенко к передергиванию можно привести и еще пример из книги Кириенко. Он, например, свой уход из Р.О.К. (Русский Корпус) объясняет как протест против захватнических целей Германии в отношении России и против намерения немцев одеть участников Корпуса в немецкую форму (стр. 193). Если сравнить даты «переодевания» и «прозрения целей немцев» с датой ухода из Корпуса, то мотивы последнего сильно побледнеют. В Корпусе за Кириенко крепко установилась репутация «злого гения». На себя он смотрел как на «вождя монархического движения», призванного изгонять «добровольческий дух» у участников P. O. K. Все это привело к тому, что немцы изгнали его из Корпуса на радость остальным. Теперь Кириенко одевает на себя тогу «пострадавшего за идею». Бедный страдалец, который сам не понимает, что не он страдает за идею, а идея страдает от такого ее защитника. Лучшим способом «защиты идеи» он избрал поношение всех инакомыслящих, обливание грязью всего того, что не укладывается в рамки его мышления и чему еще вчера он страстно поклонялся.
Процесс «прозрения» от былых заблуждений продолжался необычно долго. Учителя ли типа Якобия и Мержеевского не обладали нужными талантами или ученик был неспособен, сказать трудно. Даже вынужденная перебежка в Корпус офицеров Императорской Армии и Флота не обязывала Кириенко погружать в грязь свои вчерашние верования. Если исключить предположение, что «дальний прицел» с выпуском своей книги Кириенко направлял на получение благоволения очередного Хрущева (цели-то, ведь, схожие – развенчать Белое движение и его вождей), то остается только злость, руководившая автором книги. Ею пропитаны вообще все страницы. Но особенно она пышет там, где автор касается Корнилова и корниловцев.
С последними он встретился в 1917 году в Киеве, когда Корниловский полк был туда вызван с фронта для наведения порядка. Описывает он его как недисциплинированную и необученную толпу, хотя обратная репутация полка была широко известна в Армии. Делает невинный вид удивления: почему Корниловский полк оказался в Чешском Корпусе? А командира полка презрительно называет «этот чешский капитан Неженцев». Обвиняет корниловцев в том, что они «бросили на произвол судьбы мать городов русских – Киев и командующего войсками этого города…» При этом стыдливо умалчивает о том, что сформированный им в Киеве «Георгиевский полк» был как раз и назначен для охраны командующего, а затем побратался с большевиками и вел осаду Киевского Военного Училища, где засели корниловцы. Полк вышел из города после неоднократных попыток «георгиевцев» его разоружить, не забыв при этом обеспечить эвакуацию юнкеров, оборонявшихся вместе с корниловцами. Полковник Кириенко, командир героических георгиевцев, в это время мечтательно прогуливался в «Кадетской роще», раздумывая, что ему делать, пока не решил с оставшимися верными из всего полка 16 офицерами и 10 солдатами направиться на Дон. Память может изменить каждому. Но когда это делается сознательно и умышленно, то такое явление принято называть просто жульничеством. Поражает и упорное желание воскресить в Добровольческой Армии оскандалившийся «Георгиевский полк» под тем же названием, как это пытался сделать полковник Кириенко, упорно называя «полком» то, что обычно называют «ротой» или «батальоном».
Злоба на корниловцев – рикошет той ненависти, которую питал Кириенко к Корнилову и возникновение которой было описано выше. А в ненависти к Корнилову автор книги перещеголял даже своих учителей. Поняв, насколько неумно опираться на генерала Флуга как на «неопровержимое доказательство измены Корнилова России» («заброшен австрийским штабом для революции, а не бежал из плена»), Кириенко в своей книге придает больше веса «логическим заключениям», объясняющим то, что Корнилова комфортабельно (на манер участия Кириенко в 1-м походе) привезли чуть ли не на автомобиле к русским позициям и «запустили» на русскую сторону. На чем же обоснованы эти заключения? 1) когда пишут о побеге Корнилова из плена, то не указывают №№-ров, чисел и подписей на приказах о розыске… Довод, похожий на то, как если бы Кириенко сказали: «В Вашей версии нет номера автомобиля, на котором привозили генерала Корнилова». Да и отсутствие «убийственных данных» вызвано не тем, что их нет (они обильны), а недостатком места в наз. статьях. 2) Стиль приказов о розыске бежавшего Корнилова автор книги считает «невоенным» и поэтому поддельным. Выходит, что приказы писали невоенные, а «операцию» вели военные… 3) Наличие у Корнилова перед побегом карты, компаса и 20 000 шил. является тоже доказательством его версии. А ведь в плену скрывали и не такие мелкие вещи (например – знамя одного из полков Варшавской гвардии). Шиллинги же пересчитал и положил в карман Корнилова сам Кириенко, ибо в описаниях побега только говорится об обещании заплатить Мрняку за помощь эти деньги. А при удаче русское правительство заплатило бы и больше… 4) Участие в подготовке побега пяти человек Кириенко не отрицает. Но тогда нужно было бы признать, что и «помощники» были в стачке с австрийским штабом, как равно и Чешское Правительство, наградившее Мрняка за помощь Корнилову очень широко, разрешив ему даже публичные доклады на эту тему в русских кругах Чехии (переводчиком был кн. Солнцев-Засекин). Вообще, логика Кириенко превращается в абсурд, нужный только для игры краплеными картами. Ее нельзя даже назвать «бессознательной», ибо каждый раз, когда в
