В Красноярск прилетел уже в понедельник утром, тут всё тихо и спокойно. Из подарков удалось купить только пару коробок конфет шоколадных, отстояв приличную очередь. Я бы и больше взял, но давали по две коробки в руки.

В школе проходят занятия, заскочил к Киму, того на месте не оказалось. Иду на урок истории и сажусь к своему соседу за парту. Приняв поздравления от Бейбута, решаю проинформировать своих друзей об аварии.

— А почему не сообщают? — удивилась наивная Ленка, когда мы в столовой обсуждали новости из Припяти.

— Говорят, целый город за вчерашний день вывезли, но об этом в газетах и по телеку не скажут, — отвечаю ей.

— Да ладно! Я папе позвоню! Узнаю! — загорается девчонка.

— А в лоб? Сказал же Толя, что секрет пока, — неожиданно возмутился её молодой человек.

Вот уж первый раз слышу от него командные нотки в обращении к Ленке. Хрен нашу десантуру под каблук засунешь!

— То-о-оль, — умоляюще делает «шрековские» глаза Лукарь.

— Лен, пока нет, Витька мне может по секрету сказал. А я друзей не подставляю, — отвечаю непоседе. — Как по телеку хоть полслова скажут, так можешь звонить.

— А я что, не друг?! — большие Ленкины глаза сделались обиженными.

— Друг, и ты, и Илья, и Бейбут… и Витька, — не поддаюсь на провокацию я.

По телевизору народ проинформировали двадцать девятого вечером. Новость секунд на пятнадцать.

«Произошла авария, пожар потушен, выброс радиоактивных веществ, проводится очистка местности».

Про эвакуацию не упомянули. Я сразу стал звонить Артемьеву, но по телефону мне сообщили, что все их семейство вылетело в Москву. Ленка, поговорив со своим отцом, тоже подтвердила информацию о выселении целого города, и якобы от нашего края сейчас собираются отправлять туда людей в помощь. Вполне может быть, народу через Чернобыль со всей страны дофига прошло. Удалось дозвониться и до Витьки. В день его отъезда из Киева там уже было три с лишним нормы.

Тридцатого я был в горкоме и пообщался с Овечкиным. Как и ожидалось, информации даже у него немного, а допускаю, что и её он изложил мне дозированно. Но люди от края действительно поедут.

У нас майская демонстрация прошла как обычно, с речами и парадом, под мелким снежком. Да, в мае выпал снег, растаял быстро, конечно.

На следующий день опять набрал Виктора.

— Триста микрорентген в час вчера в Киеве было, и демонстрацию не отменили, — поведал он мне вполголоса.

Итак, что-то сделать у меня получилось, если ориентироваться на информацию от бывшего сослуживца.

Заседание в горкоме ВЛКСМ. Овечкин сухо информирует о ЧП на Чернобыльской станции, предупредив всех присутствующих, что информация не для разглашения. Якобы три реактора работают, на одном произошёл пожар и взрыв. Край уже начинает собирать команду для работы на аварийной станции. Пока из добровольцев.

Расходимся немного пришибленные новостями. Иду к пожарной лестнице, мне так ближе до кабинета, чем, если идти по парадной. На лестнице я чуток задержался, и тут мне показалось, что кто-то упомянул моё имя на последнем этаже. Там нет кабинетов, только выход на чердак, народ туда курить ходит.

— Вон Штыба у нас самый активный, пусть и едет с командой туда, — услышал я негромкий голос Полины.

— Ему восемнадцати нет, он в школе учится, ну и на чемпионат собирается, — тихо ответил голос Пашки. — А так, да, хорошо было бы — отправить и забыть про него. Он со своим шилом в жопе точно вляпается во что-нибудь там. Мне родители говорили, там и погибшие, и раненые есть, и фонит так, что люди гниют заживо.

Первое желание было подняться и посмотреть им в глаза. Я уже считал их если не друзьями, то членами своей команды, и через неделю, получив отдел, совершенно официально хотел перетащить своих коллег к себе. А потом и в бюро мне свои люди нужны будут. Ведь и мероприятия вместе проводили, и Пашке с деньгами помогал, и — на тебе! Но потом решил ничего не говорить, а просто сделать выводы. Заматерел я, видать, как идеологический работник.