Шрифт:
Закладка:
– Сдохни, чёрный король, сдохни! – процедила Агата.
Резко перестав реветь, Надзиратель уставился на неё единственным огромным глазом с узким зрачком, а затем он стремительной тенью метнулся во тьму – словно громадная чёрная птица упорхнула. Псы, натужно хрипя, тоже нырнули во мрак.
Викинг расправил плечи, погладил рыжую бороду. Его глаза блестели как капли смолы.
– Сбежал? – прошептала Агата, вглядываясь в тёмное пространство. – Он сбежал?
Мрак перед её глазами начал расползаться. Она ощутила обжигающий холод и жуткую, какую-то влажную боль в области живота. Замелькали снежинки, всё вокруг наполнилось звуками. Агата словно бы выплывала из вязкого омута сна, оставляя в мире мрачных грёз поле битвы, Викинга и частичку самой себя – частичку, что унеслась с прахом Тиранозавра в неведомое запределье. Снег падал на её лицо, перед глазами всё расплывалось, а боль в животе походила на пожар.
– Сбежал, – шептала Агата, чувствуя себя на грани потери сознания.
Из одного омута выбралась, и теперь ей грозил другой, более глубокий. Но почему ей так тяжело? Голова соображала плохо, мысли рождались какие-то вялые. Агата даже не сразу поняла, что лежит на земле. Своего тела она не чувствовала – была только боль. Где-то там, внизу, злобный огонь полыхал. Уползти бы от него, да где силы взять?
Она повернула голову и увидела за мутной пеленой людей. Одержимые. Хотя, теперь уже нет. Теперь это были обычные люди. Они как потерянные бродили в свете фар – дрожали от холода и шока, выдыхая облачка пара. И среди них была мать – стояла и смотрела на свои ладони с таким видом, словно видела их впервые. А вон и Надзиратель. Нет, теперь уже просто парень по имени Павел. Он лежал на снегу, раскинув руки.
Ох уж этот пожар! Как же больно! Да что там так горит?
Агата попыталась приподнять голову – не получилось. Остатки сил покидали её, в сознании расползалась какая-то ядовитая муть. Этот яд превращал и без того вялые мысли во что-то тоскливое и непонятное. А ещё Агата слышала вой – протяжный и такой далёкий-далёкий, словно из глубин бездны. Он манил, сулил покой. Хотелось закрыть глаза и отпустить сознание – пускай летит на звук, пускай падает в бездну. Лишь бы подальше от пожара, подальше о боли.
Застонав, Агата снова сделала попытку приподнять голову и на этот раз у неё получилось.
Она увидела источник боли.
Нож.
Из живота, как перст, указующий на врата в страну мёртвых, торчала чёрная рукоятка ножа. Одержимая мать всё же успела нанести удар. Успела. Чёрный король победил. Как же горько!
Агата услышала звук приближающихся автомобилей. Яркий свет фар отражался от снежинок. Хлопнула дверца, ещё одна. Обеспокоенные голоса. Хруст снега под ногами.
«Вот и помощь», – подумала Агата.
Веки стали тяжёлыми, как будто свинцом налились, и она закрыла глаза. Тоскливый вой всё ещё звал в бездну. Манил. А ведь там, в запределье, старый друг, Тиранозавр. И Саяра. Они все теперь там. Стоит ли противиться зову? Она сделала, что смогла, её бой закончен. Нужен покой. Нужно сбежать от холода и боли. А магия… может, волшебство ещё будет, но в другой жизни. В этой удалось лишь к ней прикоснуться, ощутить её запах. Костяшки домино падали недолго, увы.
Агата выдохнула, и её сознание полетело на зов.
Последняя костяшка домино упала.
Полина медленно продиралась сквозь что-то вязкое, липкое, то, что никак не хотело отпускать. Откуда-то доносился монотонный гул, в который вплетались неразборчивые голоса. Завыла и смолкла сирена.
Сознание продиралось, продиралось упорно…
Открыв глаза, Полина увидела размытые светлые пятна. Жутко хотелось пить. Она ощущала движение – её то ли везли, то ли несли куда-то. В голове изнутри что-то давило, словно пытаясь выбраться за пределы черепной коробки. Лицо горело, боль пульсировала и в боку, и в пояснице. Полина услышала стон и не сразу поняла, что звук этот вырвался из её собственной груди.
Светлые пятна перед глазами слились в одно большое пятно, на фоне которого мелькали неясные тёмные силуэты. Она больше не ощущала движение. Кто-то взял её за руку. Отпустил. В пятне света появилось бородатое лицо Великанова.
– Очнулась?
Полина закрыла и открыла глаза: да, очнулась.
Она слегка повернула голову и в туманной дымке разглядела суетившихся рядом людей в белых халатах.
– Ничего, ничего, – громко шептал Игорь Петрович. – Ты у нас барышня крепкая, скоро будешь как новенькая.
Сознание Полины снова окунулось во что-то вязкое, липкое. И тут же вынырнуло. Строгий голос распорядился: «Посторонние – на выход! Всё, всё, Игорь Петрович, снаружи подождите».
Полина приподняла голову и выдохнула:
– С Агатой что?
* * *
Летела в бездну, желала покоя, но покоем здесь и не пахло. Зов, суливший отдохновение, оказался лживой сволочью. Агата чувствовала себя обманутой. Ни Саяры, ждущей её с распростёртыми объятиями, ни Тиранозавра тут не было.
Была лишь электричка, которая неслась неизвестно куда.
Испытывая глубокую тоску, Агата брела по проходам между рядами сидений, открывала раздвижные двери, проходила через тамбуры. Один вагон сменялся другим. Она оставила позади сотни вагонов.
Все сиденья были заняты людьми. Мужчины, женщины, старики, дети – все сидели так, словно палку проглотили, и без всякого выражения на лицах глядели чётко перед собой. Их зрачки пульсировали в едином такте. Агате эти пассажиры казались бездумными манекенами, декорациями к какому-то дьявольскому представлению.
За окнами была тьма, но иногда электричка проносилась мимо чего-то искрящегося, издающего оглушительные трубные звуки. Вагоны кренились вправо, влево, порой всё вокруг начинало сотрясаться, будто колёса наскакивали на выбоины в рельсах. В такие моменты люди-манекены с прежним безразличием на лицах дружно широко открывали рты и принимались голосить. Впрочем, и в криках этих не было ни капли эмоций – такие звуки могли бы издавать куклы с огромными пищалками внутри. Когда тряска прекращалась, пассажиры так же дружно смыкали губы, продолжая пялиться в пространство перед собой.
Очередной тамбур. Ещё один вагон.
Всё было унылым, ни единого яркого пятнышка. Агате казалось, что она попала в фильм снятый пациентом сумасшедшего дома – плёнка выцвела, покрылась пылью, но кому-то вздумалось зарядить её в кинопроектор и посмотреть. И фильм этот, похоже, был бесконечным.
По стенам вагонов расползались серые кляксы плесени. Лампы под потолком горели очень тускло, а иногда мигали и гасли. Окна были в грязных разводах и царапинах, с полок для багажа свисали серые космы паутины, а на полу валялись окурки, пожелтевшие от времени газеты, мятые пластиковые стаканчики, бутылочные осколки.
