Нам не хватило трех жилетов, и все стали спорить, кому быть храбрецами, согласными преодолеть отмель без них. Ими оказались Билли Биббит, Хардинг и Джордж, который так или иначе не стал бы надевать жилет, недостаточно чистый для него. Никто не ожидал такой отваги от Билли, но он, не мешкая, снял с себя жилет и помог надеть девушке, однако по-настоящему всех удивил Макмёрфи, не проявивший героизма; пока все спорили, он стоял, привалившись к кабине из-за качки, и молча смотрел на ребят. Смотрел и усмехался.

Мы достигли отмели и вошли в водяное ущелье; нос баркаса вздымался над шипящим гребнем одной волны, а сзади над нами нависала другая, бросая тень на корму, и все цеплялись за поручни, глядя то на водяную гору, гнавшуюся за нами, то на черные валуны волнолома в сорока футах слева, то на Джорджа за штурвалом. Джордж стоял как мачта. Он крутил головой взад-вперед и поочередно то врубал, то сбрасывал газ, удерживая баркас на подъеме набегавшей волны. Он заранее нам сказал, что если мы перевалим через гребень передней волны, то потеряем управление, так как винт и руль выйдут из воды, а если отстанем, нас нагонит задняя волна, обрушив на корму десять тонн воды. Голова Джорджа крутилась, как на шарнире, но никто не шутил на этот счет.

За волноломом море снова успокоилось, а на нашем причале с магазином мы увидели капитана с двумя копами у самого края. За ними собрались зеваки. Джордж шел на них полным ходом, гудя мотором, и капитан стал махать руками и орать, а копы и зеваки забрались на лестницу. Казалось, мы вот-вот разворотим весь причал, но Джордж крутанул штурвал, дал задний ход и так мягко подвел ревущий баркас к шинам, словно уложил в кроватку. Мы уже пришвартовывались, когда нас нагнала волна; она встряхнула все лодки и разбилась о причал, забрызгав всех, словно мы привели за собой море.

Капитан с конами и зеваками затопали к нам с лестницы. Врач вышел вперед и утихомирил их, сказав копам, что мы не в их юрисдикции, поскольку являемся законной экспедицией, спонсируемой государством, и если перед кем и должны отвечать, то это федеральное ведомство. А кроме того, если капитан чем-то недоволен, не мешало бы выяснить, сколько спасательных жилетов было на борту. Разве по закону не каждому Доложен жилет? На это капитану было нечего ответить, и копы записали несколько имен и ушли, бормоча себе под нос, и едва они скрылись из виду, Макмёрфи с капитаном стали препираться и пихать друг друга. Макмёрфи был так пьян, что все еще покачивался, как на палубе, и успел дважды поскользнуться и свалиться в воду, прежде чем встал в стойку, кое-как залепил капитану оплеуху, и они помирились. Все вздохнули с облегчением, и капитан с Макмёрфи пошли в магазин за пивом, а мы стали вытаскивать улов на причал. Зеваки стояли на возвышении и смотрели на нас, куря самодельные трубки. Мы ждали, что они опять что-нибудь скажут о девушке (нам этого прямо хотелось), но в итоге один из них сказал не о девушке, а о рыбе — что это самый большой палтус, какого он только видел на орегонском побережье. И остальные закивали, что так оно и есть. Они спустились посмотреть поближе. А когда спросили Джорджа, где он так наловчился причаливать лодки, мы услышали, что он водил не только рыбацкие баркасы, но и служил капитаном торпедного катера в Тихом океане и получил Военно-морской крест.

— Шел бы на госслужбу, — сказал один из зевак.

— Больно грязно, — сказал ему Джордж.

Должно быть, они почуяли в нас перемену, которую сами мы только подозревали; мы были уже не той кучкой жалких шизиков, что молча сносили их насмешки утром. Перед девушкой они не то чтобы извинились, но упросили, какую рыбу она поймала, и были вежливыми до поноса. А когда из магазина вышли Макмёрфи с капитаном, мы все вместе выпили по пиву, прежде чем садиться по машинам.

В больницу мы вернулись поздно.

Девушка спала, привалившись к Билли, и отлеживала ему руку, а когда проснулась и поняла это, стала разминать ее. Билли сказал, что, если будет не занят в выходные, пригласит ее на свидание, а она сказала, что сможет приехать к нему через две недели, если он скажет ей точное время, и Билли взглянул на Макмёрфи. Тот обнял их обоих за плечи и сказал:

— Давайте в два часа, чтоб наверняка.

— В субботу днем? — спросила девушка.

Он подмигнул Билли и придвинул к себе голову девушки.

— Нет. В субботу ночью. Проскользни и постучи в то же окно, куда сегодня подошла. Я подговорю ночного санитара, и мы впустим тебя.

Она захихикала и кивнула.

— Чертяка ты, Макмёрфи, — сказала она.

Несколько острых в отделении еще не легли и толпились перед уборной — им не терпелось узнать, утонули мы или нет. Они смотрели, как мы маршируем по коридору, забрызганные кровью, загорелые, пропахшие пивом и рыбой, и несем нашего лосося как военный трофей. Врач спросил их, не желают ли они выйти, взглянуть на его палтуса на заднем сиденье машины, и мы все высыпали наружу, кроме Макмёрфи. Он сказал, что, похоже, прилично умотался и пойдет на боковую. Когда он ушел, один из острых, не ездивший с нами, спросил, почему это Макмёрфи выглядит таким уставшим, а мы все разрумянились и полны сил. Хардинг на это сказал, что Макмёрфи просто мало был на солнце и потерял загар.

— Ты же помнишь, каким он пришел к нам: пышущим здоровьем от суровой жизни на природе, на работной ферме, краснощеким и здоровым как конь. Мы просто наблюдаем увядание его чудесного психопатического загара. Вот и все. Сегодня он, к слову сказать, провел несколько изнурительных часов в темноте каюты, пока мы на свежем воздухе впитывали витамин Д. Это, конечно, могло изнурить его до некоторой степени, эти труды в каюте. Но знаете что, друзья? Лично я, пожалуй, мог бы отказаться от заметной части витамина Д ради такого изнурения. Особенно под начальством малышки Кэнди. Или я не прав?

Я ничего не сказал, но подумал, что он, возможно, не так уж и неправ. Я еще раньше заметил усталость Макмёрфи, по дороге домой, после того