Постникову осознать свои ошибки. Действиями Константина Николаевича, к сожалению, руководили другие, менее красивые соображения: тесть просто-напросто мстил своему зятю за развод. Комсомольцы юридического факультета очень внимательно разобрались в деле Постникова и решили исключить его из организации. И хотя решение комсомольцев было суровым, Каменского оно не удовлетворило.

— Нет, я не оставлю этого так, — сказал он. — Я добьюсь своего. Я испорчу Постникову будущее.

С этим Константин Николаевич и пришел к нам в редакцию.

— Помогите мне исключить Постникова из университета. Это конченый человек.

— Почему же конченый? Этому человеку всего двадцать два года. Его вина, конечно, велика, но он может еще разобраться в своих заблуждениях, прочувствовать их и снова стать честным, правдивым человеком.

Но тесть не верил в исправление зятя.

— Кривая душа, — говорил Константин Николаевич про Постникова. — Он принял таинство церковного брака, будучи членом комсомола. Где же его принципиальность?

Кстати, о принципиальности. Три года назад два молодых человека пошли на сделку с собственной совестью. Константин Николаевич Каменский, вместо того чтобы удержать новобрачных от ошибки, благословил их на ложный шаг. Молодые люди только-только вступали в жизнь, а он учил их кривить душой. И научил.

Константин Николаевич оказался плохим отцом и тестем. И вот сейчас коммунист Каменский ходит и произносит обвинительные речи, предает анафеме бывшего зятя.

Нет, уважаемый Константин Николаевич, вы зря рядитесь в тогу прокурора и ищете кривую душу в других. Михаил Постников уже наказан. И вам сейчас самое время сесть и подумать о своей собственной честности и принципиальности.

1952 г.

Тюфяк

Все были уже на месте. Истцы, свидетели, ответчики. Ждали только народного судью Александра Степановича Лопаткина. А судья не появлялся. Пять минут, десять, двадцать. Тогда трое добровольцев поднялись с первого этажа на второй, чтобы спросить Лопаткина, не пора ли начать очередной разбор дела. Поднялись и в нерешительности остановились у дверей лопаткинского кабинета. А из-за двери неслась в коридор громкая ямщицкая брань. По замысловатым переливам этой брани трудно было предположить, что автором многоэтажного строительства является молодая, миловидная женщина. Тогда один из местных жителей сказал мне:

— Зря сомневаетесь, так может лютовать только наша Танечка.

А за дверью между тем слышалась уже не только брань, но и звон разбитой посуды. Сначала легкий хрустальный — это полетели в черепки стаканы из чайного сервиза. Затем звуки стали глуше — в ход, по-видимому, пошла фарфоровая полоскательница. Наконец, судя по тяжелым басовым нотам, дошла очередь и до графина с кипяченой водой.

Добровольцы бросились в дверь, чтобы защитить судью, но миловидная женщина, не прерывая экзекуции, властно, по-хозяйски крикнула в соседнюю комнату сторожу:

— Сюда никого не пускать. Судья занят!

Судья был занят еще довольно долго, но вот наконец Александр Степанович показался в дверях своего кабинета, и в каком жалком виде — оцарапанный, в синяках. Выйти в таком виде в зал судебных заседаний Александру Степановичу было неловко, и ему волей-неволей пришлось отпустить истцов и ответчиков по домам.

Отменив разбор одного дела, Александр Степанович мог бы тут же назначить разбор другого: по обвинению Танечки в хулиганских поступках… Но Александр Степанович Лопаткин не стал сажать Татьяну Ивановну Лопаткину на скамью подсудимых. Муж пожалел жену.

— Мы разберемся с ней дома. Тихо, по-семейному.

Но Танечка не признавала тихих разговоров. Она не желала делать секрета из семейных неурядиц и при каждом подходящем случае устраивала публичную выволочку супругу на месте его службы. Выволочек было много, и все по одной причине. Из ревности.

Танечка ревновала мужа без всякого на то основания ко всем женщинам районного центра — то к одной, то к другой, то к третьей. Ревновала даже к тем, которых приводили в здание суда под вооруженной охраной.

— Ты почему дал этой особе всего три года? — спрашивала она мужа после судебного заседания.

— Так положено по Уголовному кодексу.

— Ой ли? Небось, шашни.

Утром, как только Александр Степанович отправлялся в суд, Танечка немедленно тасовала карты для гадания.

— А ну, посмотрим, что делается у моего мужа на сердце?

И не дай бог, если рядом с бубновым королем падала трефовая или червовая дама. Танечка тут же срывалась с места и бежала в здание суда к мужу.

— А ну, говори, кто эта дрянь, с которой у тебя намечается бубновый интерес в казенном доме?

В последний раз Танечка устроила скандал супругу из-за секретаря суда.

— Теперь я знаю наверняка, у тебя роман с Анастасией Аристарховной.

— Да кто тебе сказал?

— Екатерина Семеновна! А это человек знающий. Она гадает не только на картах, но и на бобах, снятом молоке, воске, кофейной гуще.

— Танечка! — взмолился судья. — Не верь снятому молоку и кофейной гуще. Ну какие могут быть у нас с Анастасией Аристарховной романы? Мне чуть больше тридцати, а у нее давным-давно и внуки и внучки.

— Ах, ты еще оправдываешься? — сказала Танечка и затопала ножками. — Уволь немедленно Анастасию Аристарховну!

— Не могу, не за что. Анастасия Аристарховна — прекрасный секретарь суда. Она знает делопроизводство, умеет печатать на машинке.

— Все равно, придерись и уволь.

Танечка кричала, царапалась и довела судью до того, что он решил поступиться совестью и снять с работы ни в чем не повинного секретаря.

Снять, но за что?

И вот судья стал ждать подходящего случая. И такой случай скоро представился. Однажды после очередной истерики, когда Танечка бросила на пол настольную лампу, возмущенный секретарь крикнула судье:

— Уймите эту сумасшедшую!

А судья только беспомощно развел руками.

— Не могу!

— Да кто вы, наконец, — вырвалось у пожилой женщины, — муж или тюфяк?

И эта фраза сотворила чудо. Робкий Александр Степанович вскочил, возмутился. Но не поведением жены, а поведением секретаря.

— Как… Вы назвали меня тюфяком?

И в тот же день судья издал приказ:

«За оскорбление меня в присутствии меня Юсову А. А. с работы освободить».

Но даже судье не так-то легко совершить беззаконие. Первым сказал об этом Лопаткину районный прокурор и предложил восстановить секретаря на работе.

— Ни в коем случае, — сказал судья. — Она меня оскорбила.

— Это не оскорбление, а правда. Вам давно пора призвать к порядку свою Танечку.

Но Лопаткин не обратил внимания на слова прокурора. Тогда в дело вмешался областной комитет профсоюза. Но Лопаткин не захотел прислушиваться и к словам профработников. Обком вынужден был передать дело на судью в суд. И судья соседнего, Шиловского района предложил судье Лопаткину отменить свой неумный приказ. Вслед за народным судом такое же решение вынес областной. Лопаткина пробовали вразумлять и работники управления Министерства юстиции по Рязанской области. Сначала один зам. начальника, затем