Шрифт:
Закладка:
Но что, однако подразумевает подлинность и неподлинность Вот-Тут-бытия?
Неподлинность понимается как деградация-впадение в суще-бытующее; тем самым, указывается, что здесь остается существенным и единственно ведущим постижение смысла бытия. Деградация в сущее-бытующее есть прикрывающее-маскирующее само себя одобрение-признание махинативности. Но следует показать прежде всего то, что эта «деградация-впадение» – отнюдь не «ошибка», но что у нее остается одна причина-основа с заброшенностью (Geworfenheit) и кроется [она] в необузданности все же уже открытого бытия (суще-бытности).
Но подлинность, однако, не подразумевает, соответственно, особой интерпретации экзистенции в смысле некоторого морального идеала, а опять-таки содержит кивок-указание-намек на самость (Selbstheit) Вот-Тут бытия, на решимость раскрыться – как на готовность включится-войти в истину бытия.
Подлинность и неподлинность как «экзистенциалы» не есть заголовки новой «антропологии» или чего-то подобного, а указания на то, что сущение самого пра-бытия задает настрой Вот-Тут-бытию на при-своение-освоение истины пра-бытия и на утрату-потерю[99].
Разумеется, сообщенное само по себе создает ложную видимость, будто бы это какая-то особенная антропология.
Но точно так же самоочевидно, что в целом, в начале и в конце – повсюду бытийный вопрос как вопрос о «смысле» бытия есть столь однозначно Единственное Спрашиваемое, что, по меньшей мере, напрашивается попытка все же однажды – исходя из этого вопроса и только лишь из него – продумать сказанное выше и отвернуться от обычных, общепринятых мнений.
95. Вот-Тут-Бытие
Вот-Тут-Бытие остается несравнимым и несравненным, оно не допускает никакого аспекта, в котором его еще можно было бы свести к чему-то знакомому и известному.
Вот-Тут-Бытие пресекает и парализует всякую страстную тягу к объяснению; в возникающем из него без-дно-основно и тихо-покойно просвете объяснение (рассчитывание-высчитывание) никогда и нигде больше не может выдвигать претензию на понимание-схватывание бытия; всякое вдавание, всякий экскурс в махинативное приводит к утрате основы и сферу наличного состава. «Объяснять» – это слово больше ничего не говорит, ведь оно только лишь приводит к впутыванию в не-суще-бытующее и таким образом еще надолго сохраняет в себе напоминающую долгое эхо увлекающую за собой долгую длительность – тогда как уже нечто иное позволяет иначе допустить истину к времени-пространству суще-бытующего.
Как же тогда когда-нибудь еще может быть «объяснено» Вот-Тут-Бытие? Ведь нельзя же его выдавать за необъяснимое.
Вот-Тут-бытие можно мыслить только в соответствии с историей пра-бытия: со-бытованное, идя от сущности пра-бытия, полагание основы свойственной ему собственной-подлинной истины – и, как полагание основы, настоятельно вникающее знание пра-бытия как со-бытие.
Поэтому, пусть еще и издали, [в самом первом приближении], все же надо решить-выбрать, какова основополагающая взаимосвязь между Вот-Тут-бытием и «пониманием бытия».
Вот-Тут-Бытие – ни в коем отношении не есть определение какого-то суще-бытующего, не есть определение какого-то объекта, не есть определение какого-то субъекта, не есть вообще определение какого-то суще-бытующего, которое вообще может быть помыслено.
Вот-Тут-Бытие единственно принадлежно сущению пра-бытия, которое отказалось от суще-бытности, отвергло ее – и из своей собственной истины приходит в знание и в слово.
Поэтому Вот-Тут-Бытие, не может быть обнаруживаемо и доказуемо ни при каком-то суще-бытующем, ни при каком-то налично-подручном, ни при человеке; его никогда нельзя «показать» и представить-презентовать предметно и столь же мало можно «показать» и преподнести сообразно «переживанию». Потому «Вот-Тут-Бытие» с самого начала следует мыслить «герменевтически», то есть только как Набросанное в наброске [выводящего из заброшенности] исключительно-отличающего проекта, а именно как набросок проекта бытия, спроектированного на его «смысл», т.е. его истину как просвет.
Вот-Тут-Бытие поэтому невозможно также отделить от проекта суще-бытующего в целом, который в какой-либо форме вынужден поддерживаться сообразно метафизическому представлению.
Этот проект-набросок пра-бытия, однако, увлекает с собой того, кто «делает набросок» – влечет его самого в открывшийся просвет, в котором набрасыватель узнает себя как участника со-бытия. Этот вовлекающий-увлекающий с собой, подвигающий проект – [выброс из заброшенности] – осуществляет в себе изменение сущности проектирующего-бросающего – поскольку таково называется «человеком».
Стражничество-хранительство для истины бытия начинается. Но почему Вот-Тут-Бытие понимается как «временность»? Потому что Вот-Тут как просвет поначалу становится видимым в сущении пространства-времени – даже идя от метафизики, а именно в ее начале. При этом «время» и «пространство» подразумевают не «место» и не «следование одного за другим» в некоторой определенной последовательности, существующей сейчас, а до того суще-бытующие некоторые просветы бытия. О том, однако, что это стоит в таком просвете, свидетельствует интерпретация бытия как οὐσία – присутствие и обеспечение постоянства. Конечно, это позволяет себя вы-рас-спросить только и уже исходя из основополагающего вопроса об истине пра-бытия; вы-рас-прашивание «темпоральности» οὐσία стоит уже за пределами метафизики.
Временность Вот-Тут – это подразумевает отвращающий – заставляющий отвернуться просвет, и поэтому следует через посредство «временности» дать некоторый сквозной намек-знак, указывающий на Вот-Тут-бытие «Временность» здесь мыслится ни «христиански», ни вообще не как понятие, противоположное по смыслу понятию «вечность», разве что «вечность» (ἀεί) поистине понимается как самоопределение и задается вопрос, что это определение и его приоритет означал бы в рамках интерпретации бытия и на чем бы она основывались, в какой мере вообще постоянство и присутствие завладели отношением к суще-бытующему как таковому и стали определять его.
Но если «вечное» берется только метафизически как некоторая собственная действительность – или утончается, превращаясь в «идеал» и в «значимость» ценностей, и при этом, соответственно, принижается ценность «временности», то всякое понимание «Бытия и времени» заранее невозможно. Занятия позиций, исходящие из такой «установки», совершенно совпадают с теми, которые вытекают из понимания «Вот-Тут-бытия» как «наличной данности» – existentia – τὸ ἔστιν.
Но поскольку устоялись и приняты слова, которые звучат точно так же, и слово «Вот-Тут-бытие», подразумевает нечто несравнимо иное, чем так же звучащее слово» Dasein «в словосочетании «существование Бога» (»Dasein Gottes«) – или, например,»da sein«– в предложении «Дядя уже тут» слово и понятие тут неоднозначны, их значение меняется.
Нигде – будь то даже в вы-рас-спрашивании сущения пра-бытия – не выказывает себя повод понять Вот-Тут-бытие, потому что ведь Вот-Тут бытие всякий раз со-бытовано от способа сущения самого пра-бытия – как его событование, не становясь всякий раз «только лишь» «суще-бытующим» (собственностью).
Возражая против этого первого указания в «Бытии и времени», охотно замечают: то, на что там «указано», ведь имелось в виду и ранее – предполагалось оно уже в виде условия-предпосылки или «примысливалось» позднее, как будто бы обнаруженное только лишь в ходе исследования (словно бы оно было проведено). Мнят, будто посредством этого возражения можно разоблачить в корне сам подход как фиктивную затею, и не подозревают, что посредством этой ссылки на уже ранее, наперед схваченное то, что только еще «следовало показать», названо как раз
