Сменившие слепней комары висели плотным коконом. Захар попрыскал вокруг головы баллончиком репеллента. На нем была маска.

– Учуют, – недовольно заметил Геныч.

– Не должны, – чувствуя раздражение, ответил Захар. – Ветер на нас идет, с поля.

– А если переменится?

Захар промолчал.

Через несколько минут ветер и вправду изменил направление.

– Видишь, – многозначительно шепнул Геныч.

Захар ненавидел это «видишь». Его словно макали лицом в дерьмо.

«Видишь» – стучало в голове, рядом жужжали комары, им вторил настойчивый недовольный голос жены. Она постоянно долдонила про счастье подруг, про их успешных мужей, про переезд в город («Геныч твой квартиру присмотрел!»). При Геныче Лариса преображалась, оживала, чтобы после снова превратиться в недовольную всем и вся бабу. Геныч всегда хвалил Ларисину стряпню (и трахал ее, как пить дать трахал; возможно, это случилось лишь раз – очередной трофей, но кому от этого легче?)…

Голоса слились в протяжный вой, готовый взорвать череп. Но тут Геныч ткнул его в бок. Захар различил протяжное сопение, фырканье, затем смачное чавканье. Два человека замерли на лестнице, пытаясь разглядеть зверя. Сердце сменило ритм, кровь сильными толчками прилила к лицу.

Захару показалось, что зверь движется в их сторону; руки сжали приклад, палец прилип к спусковой скобе. Он напряженно высматривал в посевах пшеницы силуэт животного.

За спиной громыхнул выстрел, словно рявкнул: «Видишь!» У Захара свело желудок.

Геныч скатился со стремянки и побежал к болоту. Захар привстал на лестнице и увидел исчезающего в кустах упитанного кабана. Зверь тяжело шатался. Геныч мчался наперерез. Захар спрыгнул с площадки и прыжками понесся за напарником…

По кроне дуба застучали крупные капли, дождь начал неуверенно, но вскоре полил сплошным шумным потоком. Только этого не хватало.

Захар поднял к прохудившемуся небу гневное лицо.

– Ты шутишь? – Он натянул капюшон и поежился.

В его голове по-прежнему крутилось воспоминание, ливень лишь отогнал его в сторону, но не спугнул. «Черта с два тебе удастся, – подумал Захар, – это момент моего триумфа».

Словно прочитав его мысли, секач пронзительно завизжал.

Захар достал платок, стал собирать с листьев дождевую воду и отжимать в рот. Дождь тут же стих. Издевается, гад! Но ничего, ничего.

Захар хищно улыбнулся. Хорошо смеется тот, кто…

Охотники бежали по болотистому лесу. Впереди раздавался чавкающий звук копыт. В мшистых углублениях стояла илистая вода. Из торфяных кадушек торчали карликовые ели, пихты, рябины, обернутые в темный мох. На болотных кочках зрела брусника; быстро темнело, и красные капельки превратились в черные.

– Не стреляй – скоро упадет, – шикнул Геныч. – Мой клиент.

Захар сжал зубы, остановился.

Справа, с форой в двадцать метров, шатаясь, брел кабан. Появлялся и исчезал за кустами. Раненый, опасный, упрямый. Захар вспомнил, как в прошлом году шли за подранком метров сто, а когда разделали, сердце у того оказалось пробито насквозь.

Вепрь лежал головой к низкорослой черной ольхе, которая запустила в подсохшую грязь свои ходульные корни. Геныч подал знак рукой, и они стали заходить сбоку.

Комары жужжали у лица, солнце ухнуло за горизонт, расплескав по небу красную муть, а раздражение Захара переросло в холодную уверенность. Здесь и сейчас он будет сильнее и удачливее напарника, хотя никто и никогда (если все сделать правильно) об этом не узнает. Здесь и сейчас, и каждую минуту после, потому что живые всегда смотрят на мертвых свысока. Как бы грациозно те ни лежали.

Он поднял карабин к плечу и приник к оптике. Нить прицела была едва различимой. Захар выругал себя за то, что до сих пор не купил батареи для подсветки.

Геныч резко обернулся – почувствовал?

«Что ты делаешь?» – спросил он одними губами, лицо в прицеле казалось серой маской.

«Собираюсь прикончить кабана», – чуть было не сорвалось с губ (Геныч действительно находился на линии огня). Захар отстранил лицо от прицела, взгляд сместился немного левее и ниже – уши кабана были прижаты, на загривке дыбилась щетина. Живой. Притворяется, хитрюга, выжидает – и Геныч хорошо об этом знал, выходил на контрольный выстрел, чтобы наверняка.

«Педант говенный!»

Захар ухмыльнулся и, не заглядывая в оптику, нажал на спусковой крючок.

Он целил дулом в грудь Геныча, но пуля угодила прямехонько в лоб. Выстрел прозвучал как приказ к пробуждению. Человек и зверь встрепенулись. Захар мотнул головой и шагнул к упавшему ничком телу. Подранок рванул вглубь болота. Захар поднял «Вепря», несколько мгновений вглядывался в окуляр, имея возможность бить кабана в угон, но передумал.

Он посмотрел на Геныча.

То, что старший товарищ умер так быстро, стало для него полной неожиданностью. И это все? Не извивается на влажной подстилке, не ползет к малорослым березам, не выхаркивает проклятия. Все, что он делал, так это сочился кровью, которую жадно всасывал болотный мох.

Захар присел рядом. Он жалел, что ничего не сказал перед тем, как спустить курок. Хотел запомнить – впитать – страх и смятение Геныча, унести их с собой как трофей. Но дело сделано – не переиграешь. Похоже, Геныч так ничего и не понял: всего лишь не хотел, чтобы кто-то другой пристрелил его добычу.

– Что, чувствуешь себя уязвленным? – спросил Захар у трупа, испытывая облегчение. – Желаешь что-то сказать, а? Ну, не стесняйся! Помочь? Как тебе слово «немыслимо»?

Собственная речь показалась ему немного пафосной и затянутой, но в целом он остался доволен. Такие вещи не отрепетируешь, он ведь не собирался убивать Геныча, все вышло спонтанно… или нет?

Облегчение вытеснил страх. Захара затрясло. Что теперь?

А чего, собственно, он боится? Да, пуля в голове Геныча – его. И что? Следов пороха нет. Несчастный случай. Сошел с номера до сигнала. Вот такая вот невезуха – случается…

Но Захар не хотел, чтобы тело Геныча нашли. Чтобы оплакивали, прощались. Не хотел видеть обвиняющие глаза жены, этот презрительный взгляд… Геныч преследовал подранка и пропал. Геныч был его другом, сильным и волевым мужиком, но любой удаче приходит конец. Любой удаче приходит конец. Да, именно так он и скажет. Жене, следователю, всем, кто проявит интерес.

И ни слова о болоте.

Как там при царях простые мужики говорили? «Собрался на кабана – гроб с собой прихвати».

– Видишь, – произнес он, хватая мертвого товарища за щиколотки, и неожиданно для себя рассмеялся.

Эта версия финальной речи была идеальной.

Растоптанный карабин лежал в земляной воронке. Тот самый «Вепрь», из которого он застрелил Геныча. Захар не расставался с верным оружием, заслужившим его доверие.

Захар с саднящей ностальгией подумал о своей