– Стихия Миранда, вот, значит, как. Затуманные люди польстили той буре. – Ильх кровожадно улыбнулся, и я подумала, что хочу его лизнуть.

Хочу провести языком по его метке, по шее, и ниже. Шторм увидел мой взгляд, и его дыхание сбилось. Он протянул руку, сжал в кулаке прядь моих волос, словно взял в плен. Потянул к себе.

– Лильган, это несправедливо, но счастье не делает людей сильными. Напротив. Оно расслабляет, сдирает панцирь, обнажая мягкое и нежное нутро. А вот беда… О, эта дрянь умеет закалять душу! Знаешь, на своем веку я видел много хёггкаров. Прекрасных и гордых, сбитых крепко и ладно. Но пока они стоят в тихой гавани, никто не знает, насколько хёггкар хорош. Есть лишь один путь, чтобы это проверить. Узнать, станет ли хёггкар грозой моря или пойдет ко дну, словно дырявый котел.

Он потянул мою прядку, заставляя склониться, прикоснуться к его губам. Я сделала это медленно – дразня. И снова отклонилась. Меня завораживал его голос и его слова.

– Я знаю, о чем ты говоришь. Знаю этот путь. Это… ураган. Буря. Шторм.

– Да, кьяли, – блеснули в свете луны его глаза с узкими зрачками. – Только шторм покажет, чего стоит хёггкар. И человек. Устоит ли в бурю, выдержит ли. Или сломается и сдастся. У каждого хёггкара и у каждого человека свой шторм. Свое испытание. Шторм это то, что ломает и перемалывает. То, что тянет ко дну с невероятной силой. Колотит тебя о камни, пока ты не задохнёшься. Это то, что меняет нас навсегда, убивает либо делает иными. То, что показывает нашу душу. Никогда не забывай о том, что тебя изменило. Храни в памяти и доставай, когда тебе надо стать сильнее. Злее. Яростнее. Когда тебе надо победить.

Ильх провел большим пальцем по моим губам, надавил, заставляя приоткрыть их.

– Помни свой шторм, Мира. И помни, что ты в нем выжила.

Мужская ладонь прошла по моей спине, играя на позвонках, оглаживая и сжимая бедра. Притягивая и сдвигая так, чтобы мы могли снова соединиться. Чтобы снова взять меня. Пленить… Показать, что нельзя дразнить его безнаказанно. Он снова целует – сильно и яростно, почти дико. Терзает мои распухшие губы, скользит языком, повторяя порочные движения бедер. Бесстыдно и прекрасно. Хриплые стоны рвут горло. Я кричу и требую, я прошу пощадить и никогда не останавливаться, я захлебываюсь от наслаждения. Мы двигаемся все быстрее, на полном ходу влетая в пропасть. Яркое, почти болезненное наслаждение растекается внутри волнами, угасает медленно, оставляя сладкую негу.

А потом я лежу на его груди. Лежу, наслаждаясь близостью и ленивыми прикосновениями, светом луны и ветром, ласкающим мое голое тело. Летней ночью, обнимающей со всех сторон. Скрипом досок и рокотом белого потока. А главное – мужчиной, который брал меня так, как хотел, заставляя кричать снова и снова, а теперь обнимает как самое ценное свое сокровище.

Мужчина со знаком убийцы на лице, варвар холодных земель, капитан черного хёггкара… И мне так хорошо, как не было ни разу за всю жизнь.

Когда я все-таки подняла голову, луна подернулась легкой дымкой приближающегося утра. Я потянулась кошкой, с наслаждением поймала жадный взгляд ильха. И рассмеялась.

– Знаешь, доски хёггкара – не лучшее место для… того, чем мы только что занимались. Кажется, у меня теперь занозы. Везде!

– Нет у тебя никаких заноз, – лениво парировал Шторм. – Эти доски полировали тысячу раз! Но вообще-то здесь есть кровать.

– Да ладно! И ты молчал? – Я приподнялась на локте, с возмущением глядя на улыбающегося ильха.

– Я был очень занят. И я не мог дойти до кровати.

– Не мог?

– Я о ней даже не вспомнил. Ты лишила меня разума.

– Ну вот, я еще и виновата!

Шторм рассмеялся, погладил мою спину и все-таки поднялся.

– Идем, покажу тебя хёггкар.

Он двинулся вглубь корабля. Я осмотрела его вид сзади и восхищённо хмыкнула. Ильх удивленно поднял бровь.

– Все-таки хорошо, что на борт ты первым не полез. Пожалуй, такой тыл я бы даже укусила! Пару раз.

– Да? – заинтересовался он.

Я, смеясь, двинулась за ним.

– Ты обещал показать корабль! Не отвлекайся.

– Я не могу. Ты рядом и ты без одежды. Я теряю разум, лильган. Я теряю его каждый раз, когда смотрю на тебя.

– Смотри в другую сторону, – пытаясь не хохотать, я указала на крепкую дверь. – Так что внутри?

«Ярость Моря» оказалась впечатляющей. И смертоносной. Я старалась не представлять, что могут сделать с людьми все те пики и лезвия, которые оснащали корабль. Внутри располагались небольшие комнаты, предназначенные для капитана и команды. В сундуках мы даже нашли одежду – штаны с рубахой для Шторма и синее платье без рукавов – для меня. Подол оказался слишком длинным, так что приходилось придерживать его руками. Испробовав на прочность кровать, мы все-таки вернулись на палубу.

– Сколько лет этот хёггкар не покидал бухту? – тихо спросила я, увидев, как ильх проводит рукой по доскам корабля. И сколько в этом жесте тихой тоски.

– Слишком много, кьяли.... Но я обещал Перворожденным, что с этим покончено. Что я больше не возьму в руки меч.

Он застыл у борта, рельефный силуэт, очерченный тающей луной. Я могла бы спросить «почему». Но вернее было «ради кого». Хотя об этом я уже догадалась.

– Все дело в Брике, верно? Он твой сын?

– Он сын моего побратима. Моего риара.

И того, кого он убил. Слова не прозвучали, но повисли в воздухе. И Шторм помрачнел, нахмурился. Но глянув на меня, насмешливо улыбнулся.

– Я не слишком люблю такие разговоры, кьяли. И вместо них предпочел бы снова почувствовать твой вкус у себя во рту. Похоже, я понял, для чего люди мертвых земель трогают друг друга языками. Так они снова чувствуют себя живыми и… горячими. Я уже хочу это повторить. Много раз. Но, кажется, я задолжал тебе ответы.

Ильх провел рукой по гладкому краешку борта. С такой нежностью, словно прикасался к женщине. На миг я даже ощутила укол ревности.

– Брик родился к югу от Варисфольда, в Дассквиле. Как и я. Это прекрасный город, кьяли. Воды там теплые, земли – плодородные. Дома обмазаны красной глиной, крыши покрыты мхом и вереском. Его берег устилает песок, а в глубине моря растет золотой жемчуг. В долине за башней риара разводят белых коз со смешными короткими рожками и такой пушистой шерстью, что пастбища напоминают спустившиеся с небес облака. В Дассквиле варят сладкий хмель, и там всегда пахнет диким медом, даже зимой. Жаль, что я никогда не смогу тебе его показать. Я покинул Дассквил почти десять зим назад и думал, что никогда туда не вернусь.

Он помолчал, вспоминая. И мне снова стало больно от нежности и грусти, что промелькнули в глазах Шторма.

– Ты скучаешь по этому городу.

– Даже водные хёгги хотят найти место, которое могут называть домом. Но для меня Дассквил в прошлом, Мира.