Вечно в кожаных перчатках – чтоб не делать отпечатков, — Жил в гостинице «Советской» несоветский человек. Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью, Чем-то щелкал, в чем был спрятан инфракрасный объектив, — А потом в нормальном свете представало в черном цвете То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив.

С первых же дней Ленжелли попадает под усиленное наблюдение контрразведки. Как только был обнаружен заложенный им тайник, Грибанов распорядился каждый шаг Ленжелли фиксировать документально – это было новаторское решение. Опытный глаз Грибанова сразу же отметил замелькавшее на снимках лицо – вот он в шляпе, вот в форме подполковника. Личность установили – Попов Пётр Семёнович, 1923 года рождения, бывший сотрудник ГРУ, работает военным представителем в городе Калинине (ныне Тверь), где много закрытых предприятий оборонно-космического назначения.

Возвращаясь в Калинин после очередного приезда в Москву, Попов на перроне, уже садясь в поезд Москва – Калинин, заметил симпатичную блондинку и помог ей поднести чемодан. Как выяснилось, это студентка, едет на практику – они проговорили всю дорогу. Потом он пригласил ее в ресторан, стали встречаться – любовный роман развивался стремительно. Так началась оперативная разработка Попова, получившего псевдоним «Иуда», а сама операция получила кодовое наименование «Бумеранг».

Вскоре Попов пригласил свою новую знакомую на квартиру, которую снимал втайне от семьи. Рядом с ней оказалось почтовое отделение, которое объект посещал раз в месяц – с этого момента всю приходящую на его имя корреспонденцию тщательно изучали на Лубянке. 23 декабря 1958 года на его имя поступило письмо, содержащее сделанное тайнописью сообщение: «Наш дорогой друг, высоко ценим вашу работу и подтверждаем время выхода в эфир по субботам и воскресеньям». Позднее выяснилось, что в ЦРУ совершили ошибку, отправив это письмо не через Ленжелли, а напрямую в Тверь, и эта ошибка стоила Попову – их первому в СССР суперагенту – жизни.

Последний раз Попов видел свою очаровательную подругу, когда она пришла проводить его в Москву. 18 февраля 1959 года Попова арестовали на Ленинградском вокзале в Москве и доставили во внутреннюю тюрьму Лубянки. При обыске по месту жительства Попова в Калинине были обнаружены 20 тысяч рублей, пистолет «Вальтер», шифры и инструкции по связи с резидентурой США.

«На следствии он все рассказал, – говорит следователь Зотов. – Столько сколько он знал – это страшная картина, в том числе и в войсках ПВО. Главное о людях, работниках ГРУ. Нужно было вывести из-под удара агентуру, дезинформировать американцев. Была завязана игра между Поповым и секретарем посольства США Ленжелли, кадровым разведчиком (есть версия, что Попов сумел передать Ленжелли знак о работе под контролем, но Зотов эту версию не подтвердил. – А.В.). Во время игры Генштабом была разработана и передана американцам целая серия дезинформационных материалов. Некоторые воинские части были переименованы, передислоцированы. Агентуру, которая была на связи у Попова, выводили в другие страны. Когда все эти задачи были решены, оставалось с поличным задержать Ленжелли при передаче шпионских сведений Попову. Эта встреча состоялась в троллейбусе № 2 по Кутузовскому проспекту. Во время этой встречи группой захвата были задержаны Ленжелли и Попов. (Считается, что Грибанов пытался завербовать Ленжелли – однако Зотов на этот счет никакими сведениями не располагал. – А.В.) КГБ придавало большое значение этому делу. Постановление на арест утвердил председатель КГБ Шелепин. Он недавно был только назначен (вместо Серова, которого перевели начальником ГРУ. – А.В.). Из комсомола пришел. Живого шпиона посмотреть – я понимаю его состояние. Он пришел на допрос при предъявлении обвинения. Я сидел в своем обычном кресле. Шелепин поздоровался со мной, сел слева. Попов, естественно, был вдалеке на стульчике, как положено подследственному. Мое положение понять надо было. Смена руководства. А когда руководство новое приходит, это традиция – происходит смена начальников Главков, зам. министров, и все новые, новые люди. Как посмотрит он, что за аппарат? А мне сказали, что он был еще в одном подразделении и сказал начальнику управления, что вы за дурака держите на такой работе. После такой рекламации в отношении коллеги мое состояние было… Он не представился, естественно, я его не представлял. Он сидел только заметочки делал по ходу предъявления обвинения и ответов Попова по существу предъявленного обвинения. Ушел, ничего не сказал. Я думаю: “Быть мне дальше следователем или не быть? Понравился я ему или не понравился?”»

На допросах Попов рассказал не только о своих шпионских связях, но и выложил компромат на всех, кого знал – это для сведения тех, кто думает, что в 1937 году показания «выбивали». Вот что говорит Зотов: «Обидно, что он, конечно, мог бы не рассказывать, по-человечески, хотя я сторонник, чтобы он все до конца рассказал. Но там, где нет вреда ни государству, ни делу… Порядочность надо какую-то иметь. Рассказывать о тех офицерах, с которыми встречался и которые ничего от него не получали, никакой информации. Просто встречался, выпивал. Ну зачем об этом рассказывать? Мне даже противно было. А я должен был записывать, что с такими, с такими было. Некоторые ребята, хотя на них никаких компроматов не было, были уволены из ГРУ. Это уже шкура, шкурнические интересы свои. Продавать – значит всех продавать. Заработать какой-нибудь капитал перед следствием. Брезгливое у меня отношение к нему было, как к физиономии, как к человеку. Но служба заставляет, чтобы у меня к нему никакой ненависти. Потому что я делом занимался. Установить деловой контакт, чтобы он мне тоже поверил. И мы с ним работали дружно».