— Я не хотел, — всё, что Давид сумел промямлить в своё оправдание.

— Дади, почему ты расстроен? — удивилась девушка. Выбралась из-под одеяла, села рядом, ласково провела рукой по его голове. — Ты думал, что я буду сердиться? Но ведь это Кхи-шош’э! В такую ночь всякое случается. Когда ты выпьешь свою долю кайях, ты не знаешь, что с тобой происходит. Раз у нас было д’айри втроём, значит, так нужно.

Тассит действительно не придала значения происшедшему, случайный секс с орайре никак не отразится на их отношениях. Если он случайный… Мысль была неожиданной и неприятной. Кто-то снова пытался ими манипулировать. Кому и для чего это понадобилось?

Вопрос Давид произнёс вслух. Добавил:

— Я думал, орайре любят лишь своих ртаари. Арше выше, чем айри.

— Так и есть. Но кайях заставляет служительниц ощутить себя обычными арт.

— Но ведь не я угощал её «кайяхом», а наоборот. Пока она не села рядом с нами, голова у меня была ясной.

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга, размышляя.

— Какого цвета была её юбка? — спросила наконец Тассит.

Ароян удивлённо моргнул, но тут же понял смысл вопроса. Каждая ртаари имеет свой цвет, и орайре используют его в одежде. Наморщил лоб, добросовестно пытаясь вспомнить. Добросовестно и безрезультатно.

— Не помню.

— И я не не помню.

— Вдруг это не орайре была?

— Кто же? Не смотрительница же! Их я всех знаю.

— Не смотрительница, — согласно кивнул Давид.

Ночь Кхи-шош’э принесла новую тайну вдобавок к тем, что так и остались необъяснёнными. В последние месяцы Давид начал забывать о них, поглощённый совсем иным, и мир Шакха решил напомнить чужаку об этом. Если ртаари пытались свести его с Тассит, то цель их достигнута. Странное происшествие во дворце вполне могло оказаться началом новой стадии эксперимента, он ведь по-прежнему ничего не знает о целях ртаари. Да, они могли быть добрыми, заботливыми богами для кхиров. Но кто они для инопланетных пришельцев? И кто такие Давид и Русана в этом мире — на самом деле?

Глава 24. Продолжение рода

Кхи-шош’э — переломная точка года, как и Кхи-охроэс. С него начинается осень. Последний дождь, не дождь даже, а дождичек, прокапал через три дня после отъезда Шубси, и на смену харрару пришёл зюдар. В первые дни месяца жара стояла летняя, но затем подули северо-восточные ветры, принесли с собой долгожданную прохладу. Тассит стала чаще вспоминать о тирче, рассказывала, чем в это время занимаются в Джасжарахо. Зюдар — горячая пора. Ачи и рта с утра до вечера в поле, да и арт работы хватает. В доме скоро вылупятся малыши, смешные крохотные младенчики.

Давид слушал вполуха. Вспоминал, как ровно год назад впервые ступил на землю Шакха. Они назвали планету Виталиной… и прилетели на неё умирать. Странный парадокс. Теперь Ароян умирать не собирался, с Тассит ему хотелось жить долго и счастливо. Только позволят ли? За осенью неминуемо следует зима, за зимой — весна. И очередной Лазоревый День. Прошлый свёл его с Тассит, не разлучит ли следующий?

Думать о таком не хотелось. Лазоревый День наступит не скоро, впереди ещё много счастливых дней и ночей, — Давид пытался убаюкать тревогу. Но медленное время Шакха неожиданно припустило галопом. Зюдар пролетел, уступив места бисару. Здесь, за горным хребтом, отделяющим тёплый южный океан, зима приближалась быстрее. Выцветали краски неба и леса, остывала земля. Вода в озёрах сделалась слишком прохладной для Тассит, и тень гротов уже не прельщала. Они стали меньше гулять, больше времени проводили в доме. В спальне, общей со дня Кхи-шош’э. Теперь они почти всегда были вместе. Давид обнаружил, что постоянное присутствие девушки рядом не мешает. Как будто Тассит становилась частицей его самого, продолжением его личности. Ощущение было непривычным, но ему нравилось. Очень!

* * *

Снаружи был очередной осенний день, а они лежали, предавались безделью после обеденной трапезы. Сначала лениво обсуждали мастерство арт, рисовавших украшающие стены гобелены. Потом Тассит, замолчав на середине фразы, прильнула к губам Давида. Это было что-то вроде игры — бессловесное приглашение к д’айри. Тело отозвалось раньше, чем он решил, хочет ли этого сейчас. Ответил на поцелуй сначала почти инстинктивно, а потом уже осознавая, что желает эту женщину. И сейчас, и всегда.

Они долго и неторопливо взбирались на вершину, стараясь уловить каждый оттенок ощущений друг друга. Это тоже было ново и замечательно — пытаться чувствовать за другого. А когда прошли вершину, и экстаз начал затихать, не спешили рассоединить тела, разорвать ощущение одного целого…

Тихий всхлип девушки стал неожиданностью. Давид вздрогнул, как от внезапной боли.

— Что случилось? Я что-то сделал неправильно?

— Нет, Дади, нет. Мне очень хорошо. С тобой я чувствуя себя настоящей арт.

— Ты и есть настоящая.

— Нет, не настоящая. У меня не будет потомства.

Давид промолчал. Вспомнил, как зимой в Джасжарахо Русана горевала о своих не родившихся детях. Абсолютно различные, две его женщины были в этом одинаковы. Наверное, в этом все женщины Вселенной одинаковы? Продолжение рода сильнейший из инстинктов. Лишь удовлетворив его, они могут быть по-настоящему счастливыми. А он не мог в этом помочь ни Русане, ни Тассит, как бы не хотел. Желания бессильны перед законами природы.

* * *

Было ли это совпадением, или Орелик как-то почувствовала, что о ней вспомнили? Явилась она вечером того же дня. С обычной своей бесцеремонностью зашла в дом.

— Дад, вы ещё не спите?

Ароян вздрогнул, уставившись на тёмный силуэт за занавесью. Отсутствие дверей иногда раздражало.

— Не спим.

— Отлично.

Такую формальность, как спросить разрешение, Орелик проигнорировала. Отодвинула занавесь, шагнула в спальню.

— Привет.

— Привет, — Давид хмуро покосился на только что снятую одежду.

— Здравствуй, Русит, — Тассит тоже обескуражил столь поздний визит.

— Есть очень серьёзный разговор. С вами обоими.

Русана опустилась на матрас, поджала под себя ноги. Бесцеремонность бесцеремонностью, но прибегать так резко, на ночь глядя… Чувствуя, как холодные мурашки поползли по спине, Ароян тоже сел, выбравшись до пояса из-под одеяла.

— Что случилось?

Русана помолчала, затем выпалила, глядя ему прямо в глаза: