– Потому что его невозможно вычислить, – убежденно ответил Тот. – И потому что там стоит мой аварийный маяк, который оповестит меня, если кто-то воспользуется проходом. Вот почему я боялся, что Сета захватили Ангелы. Он силен, спору нет, но технологии Иных Богов расколют любого.

– Продолжим, – обратил на себя внимание Эрра. – Гелиополис – это город-крепость, лучшее, что я когда-либо видел со стратегической точки зрения. У него есть лишь одно слабое место – у него нет слабых мест. Это значит, что мы будем атаковать в лоб, всеми силами, войдем через главные ворота. Другого варианта просто нет.

– Нехитрый план, – хмыкнул Карн и посмотрел на Тота. – Все так просто?

– Так просто, – ответил бог мудрости. – Гелиополис – город богов, и у него действительно нет брешей в обороне. На это мы и надеемся. Надеемся, что Иные Боги настолько уверены в неприступности города, что не станут стягивать к нему дополнительные силы.

– Как только войдем, нас поддержит Всеотец, – продолжил Эрра. Его палец прочертил широкую дугу слева от крепости. – Он атакует отсюда, во фланг. Его войско – Асгардрейден, легионы мертвых, им не нужна твердь под ногами, чтобы перемещаться в пространстве.

– Скажем так, наша штатная авиация, – вставил Локи. Карн улыбнулся.

– Что-то вроде, – кивнул Эрра. – Потом будем действовать по обстоятельствам. В какой-то момент нам понадобится подкрепление, и тогда мы разыграем свой последний козырь – Мидаса. Быть может, нас остановят еще на подходе к Башне Луны, или позже. Я лично надеюсь, что до Башни Солнца мы дойдем сами.

– Надежда – первый шаг на пути к разочарованию, – процитировал Рокеронтис слова одного вымышленного персонажа. Локи хохотнул и хлопнул в ладоши.

– Рад, что вы сохраняете присутствие духа, друзья мои, но закройте хавальники! – рявкнул бог войны. – Я лучше вас всех понимаю, насколько гиблая это затея! Но вариантов действительно нет. Может, Мидас понадобится нам еще у ворот, я не знаю. Поймите, никто никогда не атаковал Гелиополис! Никто со времен Великой войны не бросал вызов Иным Богам в открытую. Мы ничего не знаем о том, что ждет нас. И я уверен в одном – большинство из них будут мертвы к завтрашнему вечеру, – он мотнул головой в сторону выхода из библиотеки, имея ввиду богов и мифических созданий, что собрались в митреуме. – Но я также знаю, что они не пожалеют об этом. И дело не в надежде. Дело даже не в чести. Дело в нас самих. Дело в том, что это наш мир!

– Прости, Эр, – Рокеронтис поднялся со стула и внимательно посмотрел на бога войны. – Пусть я моложе вас всех, но не думай, что я не понимаю. Я понимаю. А смеюсь, потому что так привык. Я привык смеяться, трахая девок. Я привык смеяться, отнимая жизни. И я буду смеяться, когда придет мое время.

– Лучше не скажешь, – Локи тоже поднялся и встал рядом с Песочным человеком. – Мы все сделали свой выбор, уже давно. А иначе я не искал бы подступы к Гелиополису, и Дорогу Одина тоже не искал бы. И пусть мне нет дела до этого мира, мне есть дело до тех, кто его населяет. Это мир людей и богов. Древних Богов. А та мразь, что пришла сюда извне и насадила тут свой религиозный изврат, должна быть стерта из истории. Либо будем стерты мы сами.

– Впервые вижу тебя таким серьезным, – Рокеронтис выпятил нижнюю губу и сдвинул брови.

– Ты вроде говорил, что будешь смеяться, когда твое время придет? – прищурился бог огня. – Так гляди, допиздишься, и оно придет прямо сейчас!

На том и порешили. Напоследок Эрра еще раз показал Карну, где находятся узловые точки Гелиополиса, и все разошлись. Парень направился в душ, а потом – в свою комнату.

Разумеется, его потеснили – теперь здесь еще ютился ифрит, две кицунэ и темный альв. Компания, надо признать, колоритная! Кицунэ уже дрыхли без задних ног прямо на полу, укутавшись в свои золотисто-рыжие хвосты. Ифрит и альв при виде Карна поднялись и почтительно поклонились ему. Он ответил тем же и пожал им руки. Ладонь ифрита была обжигающе-горячей, а тонкая, но сильная пятерня темного альва напротив, оказалась мертвенно-ледяной.

Карну даже стало как-то не по себе оттого, что он будет спать на кровати, а остальные – в спальниках на полу. Но ифрит и альв резко запротестовали насчет того, чтобы поменяться местами. Ифрит пошутил, что отморозить почки ему точно не грозит, альв же сказал, что привык к холоду камня и попросту не сможет уснуть в теплой кровати.

Альв, кстати, выглядел довольно интересно и Карн удивился тому, что этот типчик вообще сумел добраться до митреума, с такой то внешностью! Разве что – через Лимб. Цвет его кожи находился на самой границе глубокого пурпура и насыщенного эбена. Волосы – идеально белые, будто мучные. Глаза – красные, как у альбиноса. И уши, разумеется, заостренные. Ну, классический такой темный эльф из ДнД.

Альв и ифрит о чем-то переговаривались вполголоса, Карн не вслушивался. Он думал о том, что завтра всем им предстоит очень долгий день. День, которого они ждали добрую тысячу лет. Шанс отомстить и вернуть этот мир его законным владельцам. Но не богам, а людям. Что удивительно, ведь на самом деле эта война ведется не за богов, не за Дуат. Это война за мир смертных, Ра. Ведь, как объяснял ему Тот, именно Ра составляет костяк мироздания, это основа основ, базис. Древние Боги становятся слабее, потому что слабее становятся смертные.

Все честно. Меркантильные и эгоистичные люди перестают к чему-то стремиться, а материализм убивает всякую веру. Но не ту веру, о которой толкуют с экранов телевизоров и в церквях. Сегодня церковь – последнее место, куда стоит идти за верой, последнее место, куда стоит идти за богом. Речь идет о той вере, которая есть знание. Ты веришь не потому, что не знаешь и не можешь постичь (пути неисповедимы и все такое). Ты веришь как раз потому, что знаешь, точно знаешь. Это тот самый миг, который пророчил (или вспоминал?) Кларк, – когда магия становится наукой.

Но в битве за мир людей на равнине Вигрид