Василий довернул на звуки боя и взял под обстрел позиции немцев на холмах. Дальше пройти не было возможности, впереди – три балки, прибрежных оврага. Поэтому только огнем он мог поддержать моряков. Напротив Ляпино, сильно накренившись, лежал на грунте какой-то вооруженный «рыбачок» и пара каких-то шаланд, у причала в Найденове стоял, обгорелый сзади, торпедный катер Д-3, без торпед, его, две из трех, огневых точки скупыми короткими очередями поддерживали моряков. Появление танка справа, который с ходу подбил два орудия в капонирах и расстрелял три Т-III, решило исход боя в нашу пользу. Немцы начали сначала отход, но, подгоняемые шрапнелью и осколочно-фугасными, обратились в бегство. Звуки выстрелов начали стихать во всех местах боя. Над старой водонапорной башней в городе колыхался красный флаг, такие же флаги появились на всех домах. Снизу от причала к танку подошел командир в довоенном кожаном реглане и в танковом шлемофоне. Голова перевязана по самые глаза. Синяки под обоими глазами. Крепко досталось мужику. Он постучал по броне.

– Эй, танкисты! У вас шланг пожарный есть? Мои все в хлам, не откачаться. И 24 вольта, вспомогач толкнуть, баллоны с воздухом все пробиты.

«Вот и встретились два одиночества»: сильно обгоревшим катером командовал мой второй «подшефный». Его, с криками «давай-давай», выдернули из ремонта, сбросили на воду, с приказом через два часа доложить о готовности к выходу. Он принял на борт 50 десантников и малым ходом целую ночь шел к Мариуполю на единственном рабочем двигателе. Двум другим мотористы на ходу срочно «закрывали горшки». Практически небоеспособный катер попал в первую волну десанта и сумел поразить торпедами две ожившие огневые точки на берегу. Но получил зажигательный снаряд в машинное отделение, когда высаживал бойцов в Найденове. Пожар потушили, но катер осел и лег на грунт, последний двигатель вышел из строя. Пришлось стать огневой точкой на левом фланге батальона. Удалось из пушки уничтожить огневую точку в электроподстанции на берегу. Она же прикрывала катер от орудия немцев в полукапонире. Экипаж он отправил на берег, кроме комендоров, и действовал по обстановке, в душе понимая, что вляпался по самое не хочу, и вряд ли придется еще раз съездить в Озерейку. Всей картины он не знал, радиостанция работала только одна, американская УКВ, и, кроме летчиков, он никого не слышал, а потом и она «сдохла». Связь с кораблями десанта до высадки поддерживал радист десантной роты. Когда рассвело и немцы усилили давление на батальон, он, действуя по инструкции, привел в готовность накладной заряд на топливном танке, чтобы полностью вывести катер из строя. И тут появился незнакомый танк, и картина боя поменялась диаметрально. Сразу после этого он собрал остатки экипажа и выяснил, чего не хватает, чтобы подвсплыть и убраться отсюда подобру-поздорову. Требовалось запустить вспомогач и настроить эжектор, чтобы откачать воду из машинного отделения и ахтерпика. Попытаться спустить воду из поддона среднего главного и отползти с этой меляки. Вот он и поднялся наверх к танку, пока куда-нибудь не укатил. Второе, у танкистов должна была быть связь с командованием военно-морской группировки, попробовать связаться и попросить помощи, если у танкистов ничего не будет. Меня что-то удерживало в башне, я не хотел подниматься наверх. Какое-то нехорошее предчувствие удерживало меня на месте. Но подошел и командир десанта, пришлось вылезти на башню. Там мои опасения немного уменьшились. Они же друг друга не знают, а я и вида не подам, что мы, вообще-то, одно целое. Так как командир десанта, ни слова не говоря, отстегнул от пояса фляжку, а его ординарец или связной, высокий белобрысый парень в бескозырке, обвитый лентами от MG, который он поставил у ноги, достал немецкие складные стаканчики и, с шиком, расправил их одним движением, подав первый командиру. Тот плесканул в него из фляжки и передал Василию, следующий моряку, затем ординарцу и себе.

– Чистый, – предупредил он, а связной отцепил от пояса флягу и снял с нее пробку.

– Вода, минеральная, – и поставил немецкую фляжку на надгусеничную полку.

– Товарищи командиры и краснофлотцы! Наши похороны отложены или перенесены на какой-то другой день. За содружество родов войск, и, дай бог, не последняя! – произнес командир роты. Хватанул, не разбавляя, и полез обниматься и целоваться. Традиция. С моряком тоже пришлось обняться и поцеловаться.

И в этот момент мне поплохело. Чувствую: жар! Опять побежали какие-то полосы, затем они остановились. Во рту какая-то трубка, кругом бело, опять куда-то попал. Тут закрякало какое-то устройство, и появилось чуточку размазанное изображение чего-то салатного, в какой-то шапочке и с маской на лице. Спрашивает что-то на незнакомом языке. Резкость постепенно пришла в норму. Обычная палата интенсивной медицины. Я дышу через какое-то устройство, которое тотчас выплюнул, как только с мыслями собрался. Вокруг уже несколько человек, и я понимаю, что это – индийцы. Перешли на английский, спрашивают о самочувствии. Говорю, что много лучше, но неплохо было бы встать и сходить по надобности, ибо «уж-замуж-невтерпеж». Они говорят, что проблем нет, вы в памперсе, как американский космонавт.

– Полет окончен, так что обойдусь.

Правая рука вся покрыта синяками, просто синяя, и чувствительность у нее – никакая. Тут в палату буквально врывается супруга, с сынишкой за руку. Довела меня до «двух нулей». После посещения начинаю ее расспрашивать, что да как, оказывается, прошло всего шесть суток с того момента, когда меня тяпнула змея. Чертов брахман вколол мне сыворотку, но я уже не чувствовал этого укола. Мы в городе Вавунья, столице штата, а я – в военном госпитале при местном аэродроме, а она – сиделкой возле меня, выделили комнату в коттедже внутри двора больницы. Вчера местный банк отказался принимать евро и две карточки из трех, живут за счет Golden Visa Chase Manhattan Bank, доставшейся нам случайно, по наследству, от приятеля, старого летчика корейской войны, американца. Остальные карты не срабатывают.

– Есть куча рупий и принимают старые доллары с овалом и без металлической полоски на защите. Их почти три тысячи на руках. Деньгами на 90 суток обеспечены. А что делать дальше – тебе решать. Ты же нас заволок в эту глушь.

Понятно, что я во всем виноват! Куды ж девацца! Присели покурить, шесть дней без курева – это тяжело. Я Васины самокрутки не воспринимал. И отключался от него, когда он курил эту гадость.

– А этот гад-то где?

– Который?

– Ну, этот – брахман, Гуру или как его…

– А… Ты бы поаккуратнее со словами, это он тебя из джунглей притащил и ребенка привел. Он нас и доставил обратно в Абхайягири Дагаба, откуда нас забрал вертолет шриланкийской армии. Приезжал позавчера, сказал, что завтра будет.

– Это хорошо! Будет кому морду набить за то, что произошло!

Гуру подъехал, но ошарашил нас новостями по самое не хочу. В Америке дефолт, Россия носит прежнее название – СССР, никакого Евросоюза нет. Дело резко скатывается в войне, но пока только готовность № 1.

– А что это было? Сон?

– Нет. Вам, русским, хорошо, у вас страна большая, есть нефть, ракеты, атомное оружие, а нам, маленьким народам, совсем не нравится «управляемый хаос», предложенный американцами, вместо международного права. Только начинаем жить и расправлять крылья, как, бац, кризис, курс валюты в ноль, иди побирайся, а тут какой-нибудь «Тамил-Илама» выползает: кровь, горе, хаос. Вот я и решил тебя туда направить, чтобы урезать «хотелки» Америки. Это я могу. А вот Сталина пригласить в Россию – не могу. Нет такой возможности. Это вы уж как-нибудь сами решайте. Святослав! Ты не потерял коробочку и камешки, которые я тебе дал?