меньшей мере так же жестоко и с таким же ожесточением, как и все войны в мировой истории. Эта война преступила все мыслимые ограничения, которых люди придерживались в мирное время, отринула то, что люди назвали международным правом, она не признает неприкосновенности раненых и врачей, не делает различий между солдатами и мирным населением, не уважает прав частной собственности. Война в слепой ярости сметает все на своем пути, сметает так, как будто после нее никогда не наступит мир между людьми, как будто после нее не будет уже никакого будущего. Война рвет все узы, связывающие противоборствующие ныне народы, и грозит оставить по себе ожесточение, которое надолго сделает невозможным восстановление прежнего единства.

Война обнажила и еще один, непостижимый феномен: оказалось, что народы культурного сообщества так мало знают и понимают друг друга, что воюют, испытывая лишь ненависть и отвращение к своим противникам. Так оказалось, что одну из культурных наций ненавидят настолько, что пытаются исключить из культурного сообщества как «варварскую», невзирая на те великие достижения в культуре, которых она добилась. Мы живем надеждой, что беспристрастные историки представят доказательства, что именно эта нация, на языке которой пишутся эти строки, нация, за победу которой бьются наши родные и близкие, меньше других преступила законы человечности, но кто в такое время решится взять на себя роль судьи в собственных делах?

Народы – хоть и очень приблизительно – представлены теми государствами, в которых они живут. Государства, в свою очередь, представлены правительствами, которые ими управляют. Каждый представитель народа во время этой войны с ужасом убеждается в том, к чему его начали приучать еще в мирное время: государство лишило индивида права совершать противоправные действия, и не потому, что оно его отменило и уничтожило, а потому, что оно его монополизировало, как соль и табак. Государство, ведущее войну, присвоило себе право творить беззакония, лишив такого права своих подданных. Государство помогает себе не только позволительной хитростью, но и сознательной ложью и злонамеренным обманом относительно противников, причем в мере, превосходящей обман всех прошлых войн. Государство требует непререкаемого послушания и жертвенности от своих граждан и при этом затыкает им рот с помощью цензуры, запрета на обмен информацией и высказывание собственного мнения. Эта цензура деморализует интеллектуалов, делая их заложниками пренеприятных ситуаций и беспочвенных слухов. Государство освободило себя от всех обязательств и договоров, связывавших его с другими государствами, дало полную волю своей алчности и властолюбию, каковые индивид обязан из патриотизма одобрять.

Никто не возражает против того, чтобы государство преступало законы – в противном случае оно окажется в невыгодном положении. Для индивидуума также оказывается невозможным следование нравственным нормам и неучастие в неоправданных жестокостях, а государство, со своей стороны, редко оказывается способным вознаградить гражданина за те жертвы, которых оно от этого гражданина требует. Не стоит также удивляться тому, что расшатывание всех нравственных норм в отношениях между нашими властителями дум оказывает влияние на моральное состояние отдельных индивидов, ибо наша совесть – отнюдь не твердый и непреклонный судья; наша совесть, по своему происхождению, есть лишь «социальный страх», и ничего более. Когда общество перестает упрекать своих членов в безнравственности, люди освобождаются от подавления злых влечений и решаются на жестокость, коварство, предательство, дикость и все те деяния, которые раньше они считали несовместимыми со своим культурным уровнем.

Итак, граждане мира, о которых я писал выше, беспомощно стоят посреди ставшего им чуждым мира. Их великое отечество рассыпалось в прах, общее достояние разграблено, сограждан унизили и рассорили!

Надо кое-что уточнить в отношении этого разочарования. Если отнестись к нему строго, оно не является оправданным, поскольку является всего лишь крушением иллюзии. Иллюзии помогают нам избавиться от неприятных чувств, заменяя их получением удовольствия. Мы должны безропотно принять, что в конце концов все иллюзии неизбежно сталкиваются с действительностью и разбиваются вдребезги.

Эта война двояким образом усиливает наше разочарование: ослаблением нравственности государств, соблюдающих какие-то нормы лишь внутри своих стран, и жестокостью в отношении отдельных индивидуумов, более не считающихся представителями высокоразвитой культуры человечества.

Мы начнем со второго пункта и попытаемся в короткой фразе сформулировать то мировоззрение, которое собираемся подвергнуть критике. Как, собственно говоря, представляют себе процесс, в результате которого отдельный индивид достигает высокой ступени морали и нравственности? Первый и самый очевидный ответ гласит: человек добр и благороден с рождения. Это мнение мы не станем ни рассматривать, ни комментировать. Второй ответ гласит: в данном случае речь идет о процессе развития, в ходе которого под влиянием воспитания и культурного окружения в человеке искореняются злые наклонности и замещаются стремлением к добру. В таком случае нам остается лишь удивляться тому, что зло с неистовой силой прорывается в поведении столь воспитанных людей.

Однако в этом ответе содержится одно слово, с которым мы никак не можем согласиться, – это слово «искореняются». Психологические и в еще большей степени психоаналитические исследования показывают, что глубинную сущность человека составляют инстинктивные побуждения, имеющие элементарную, стихийную природу и нацеленные на удовлетворение известных первоначальных потребностей. Эти инстинктивные побуждения сами по себе ни хороши, ни плохи. Мы так классифицируем их и их проявления только в отношении потребностей и требований человеческого общества. Надо признать, что все побуждения, которые считаются обществом злыми и дурными, – возьмем для примера эгоистичные и жестокие побуждения, – как раз и являются такими примитивными, первобытными, исконными влечениями.

Эти примитивные побуждения долго развиваются латентно, ничем себя не проявляя, пока им не дают волю в зрелом состоянии. Их подавляют, направляют их энергию в другие сферы и области человеческой деятельности, они соединяются, сливаются, растворяются, меняют объекты воздействия и зачастую даже направляются против собственной личности. Картины реакций на определенные влечения симулируют их содержательные превращения – из эгоизма возникает альтруизм, из жестокости – сострадание. Сформированные таким образом реакции с самого начала благоприятствуют образованию пар противоположно направленных влечений, весьма странных и малоизвестных отношений, обозначаемых термином «амбивалентность чувств». Самый наглядный и понятный пример – это нередкое сочетание в душе одного человека любви и ненависти. Из психоанализа известно, что столь же противоречивые чувства человек может испытывать и к самому себе.

Только после преодоления всех этих влечений «волею судеб» устанавливается то, что мы называем характером человека, характером, который мы, в соответствии с несколько ущербной классификацией, называем либо «хорошим», либо «плохим». Человек редко бывает или абсолютно плохим, или абсолютно хорошим. Обычно он бывает хорош в каких-то одних проявлениях, плохим – в других. В одних условиях человек может принимать добрые решения, а в других условиях – наоборот. Очень интересным нам представляется наблюдение,