Шрифт:
Закладка:
Показался причал. Темная вода плескалась под ним. Марго, положив руку на живот, вновь услышала эхо давнего смеха и звон бутылок. Студия ее матери возвышалась в темноте, нависала над ней. Место ее гибели. Странный гул в голове нарастал.
«Так вот где творится волшебство?»
Она услышала этот голос. Так ясно, что едва не зажала уши. Она больше не могла себя сдерживать. Положив грязную, окровавленную руку на дверную ручку, она повернула ее. Там ли мать? Поможет ли она ей?
«О ком ты думала, Марго?»
Внутри все было заполнено знакомым ароматом. Ее чуть не стошнило снова: бумага, яблоки, духи матери. В комнате было пусто. Напротив двери стоял письменный стол с пишущей машинкой, возле которой была аккуратно сложена стопка страниц формата А4. Она закрыла глаза, вспомнив, как лицо прижимается к бумаге, как большой палец впивается в ямку на ее шее, как он дрожит и обрушивается на нее. Весь этот тошнотворный поток воспоминаний.
«Что ты со мной делаешь, Марго?»
Чувствуя эту тупую, гулкую пустоту внутри Марго яростно завопила. Она подошла к столу и резким движением смахнула на пол бумаги, лампу, пишущую машинку. Белые листы летели по спирали, точно стайка птиц. Она схватила масляную лампу, висевшую на гвозде, и швырнула ее на пол со злорадством наблюдая, как разбивается стекло, растекается масло. Она сорвала с полок книги, тонкие занавески с окна, запустила в стекло розовым пресс-папье. Это место — место, где ее мать так яростно забывалась после расставания с отцом, место ее позора — оно, только оно было виновато во всем.
На подоконнике она обнаружила коробок спичек. Решение было совершенно очевидным. Ей ничего не стоило, чиркнув по боковинке, поджечь одну. Она мельком взглянула на яркий огонек и бросила его в лужу масла. Которое тут же с удовлетворенным хлопком вспыхнуло.
Пламя разгоралось быстро. Тонкие огненные струйки быстро побежали по полу, точно собаки, начали лизать ножки стола, бумага вспыхивала и тут же превращалась в пепел. Марго завороженно смотрела на пламя, удивляясь, как быстро оно охватило студию, заволокло ее ярким дымом. Ей хотелось остаться здесь, увидеть, как все сгорит. Она хотела и сама сгореть вместе со всем. Но когда огонь взметнулся вверх, под самую крышу, какой-то первородный инстинкт вывел ее наружу. Пошатываясь, она добрела до причала и упала там, глядя, как остатки бывшего яблочного хранилища исчезают в пучине жара и пламени.
Это могло длиться минуты… или больше… Марго понятия не имела, когда в темноте появилась фигура, бегущая по тропинке от дома. Марго наблюдала за женщиной в длинной ночной сорочке, с рассыпавшимися по плечам волосами.
— Нет! — кричала она, обхватив голову ладонями. Лицо ее было перекошено ужасом. — О боже мой, нет!
Кит повернулась в сторону причала и, увидев скрюченную фигуру дочери, все поняла. Марго заметила гримасу узнавания на ее лице. Мать полыхала яростью.
— Что ты наделала?! — кричала она и рвала на себе волосы, глядя на нее сквозь сполохи огня. — Что, черт возьми, ты наделала?! Моя книга!
Тело Марго онемело от усталости и шока. Она тяжело сглотнула, чувствуя во рту вкус пепла и дыма, и зашептала:
— Исчез. Исчез. Его больше нет.
Воскресенье
34
Люси лежит возле похрапывающего во сне Тома. Тусклый свет раннего утра расползается по комнате. Она знает, что тоже должна поспать. Ее тело не будет благодарно этой бессоннице, но все бесполезно. Радостная вечеринка до сих пор пульсирует адреналином в ее венах, но ее перекрывает ужас откровенного рассказа Марго, фрагменты которого всплывают в ее голове. Услышав крик черного дрозда за окном, Люси сдается и выскальзывает из-под одеяла.
Она натягивает угги, плотно укутывается в шерстяной кардиган поверх пижамы. Где-то в животе тупо пульсирует привычная боль. Она уже не обращает на нее никакого внимания.
В доме разлита тишина и спокойствие, точно в лесу, по которому прокатилась буря. В гостиной какой-то свадебный гость притулился под пледом, видны только его босые ноги, свисающие с дивана, и слышен мягкий храп. На кухне полный кавардак. Длинный дубовый стол завален пустыми винными бутылками, грязными бокалами и тарелками с недоеденным сыром. Колесо сыра бри, которое никто не догадался убрать в холодильник, медленно тает, превращаясь в вязкую лужу. Гроздь винограда заветрилась и покоричневела. Пепельница завалена окурками. Люси смотрит на эти признаки удавшейся вечеринки с тихим торжеством и выходит на крыльцо, залитое утренним светом. Ей нужно побыть одной, прежде чем приступить к уборке.
Воздух, яркий и чистый, уже дышит осенью, над рекой стелется туман и скрывает ее из виду. Она идет по саду, мимо тлеющих остатков костра, мимо шатра, обмякшего от влаги, бутылки из-под шампанского, брошенной в траве, сквозь аромат упавших на землю яблок. Ее пижама впитывает утреннюю росу.
Где-то наверху снова кричит черный дрозд. Не он ли своим криком поднял ее с кровати и заставил выйти сюда? Она плотнее закутывается в кардиган и идет к дереву, упавшему возле ручья. Она садится на него и видит пять букв — К. Т. Е. Л. М., вырезанных на стволе старой яблони. Пять букв, подтверждающих присутствие их семьи на этом холме, в этом пейзаже. Она пытается представить эти инициалы без буквы «Л», как будто стирает себя из реальности, и тяжело сглатывает.
Ее взгляд вновь возвращается к дому на самой вершине холма, залитому утренним светом. Их семейному гнезду, месту хаоса и печали, но и любви, и безопасности. По крайней мере, она всегда думала о нем именно так. Но откровенный рассказ Марго, который они с Евой услышали всего несколько часов назад, потряс ее до глубины души. Как же сестра столько лет носила бремя этой жуткой тайны? Почему никто из них так и не увидел, через что ей пришлось пройти, что ей пришлось пережить — как физически, так и морально? Почему никому из них не пришло в голову взглянуть на нее повнимательней, копнуть чуть глубже? Как же быстро они истолковали все случившееся как подростковый бунт. И поскольку Марго возвела вокруг себя непроницаемые стены, они все позволили ей ускользнуть от них. Они отвернулись.
