вылечишь. — при этих словах он внезапно развернулся ко мне, постучав тонким длинным пальцем по виску, — Потом я собрал неравнодушных повстанцев смог захватить корабль, инициировав его «блокировку». Я знал, что Гатти не станет разбираться с этим, как и пустоголовые комитетские куклы, ему было не до того. Так всё и тянулось до сих пор. Я собирал вокруг себя тех, кто хотел бороться с коррумпированным комитетом, открывал им всю правду и ждал удобного момента. Похоже он представился недавно, когда Роберто смог выудить частичку разума своей дочери, окончательно повредив мозг бедняжки. Нам пришлось вновь усыпить ваш “колодец”, как только мы захватили корабль, чтобы пробужденная машина не навредила своей нездоровой активностью остальным ещё больше. Из-за пробужденного яйцеголовыми мозга, Фелиции, угрожавшего всем машинам и «Колодцу-3» в том числе, мне пришлось перейти к решительным действиям сейчас. Теперь, когда она в моих руках, бесхребетный комитет и пальцем не тронет наш корабль без приказа своего лидера, а Роберто Гатти никогда в жизни не разбомбит корабль, пока на борту находится его дочь. Выкрасть её специальной группой корпоратских псов у него не получится, никуда ей из саркофага не деться и он это знает.

Идеальный план по захвату корабля-заложника.

— Это странно, мне казалось, она вела себя абсолютно адекватно. — удивился я, — Получается, что Селе… Фелицию не спасти?

— Джек Салливан, ты вообще слушал, что я говорю? Ты считаешь, что амнезия вплоть до потери своего имени — это адекватное поведение здорового индивидуума? Как ты спасешь человека, тело которого в нашем мире уже лет тридцать держит только клапан с гелем? Её разум давно исчез в симбиозе с «Колодцами», то что ты видел — лишь мимолетный образ, воспоминание, вырванное из спящего разума этих машин и использованное как ИИ. Здесь с нами остался только её пораженный болезнью организм, который отравляет весь симбиоз коллективного разума. Самой девушки нет, она пропала с того самого момента, как Роберто положил её в этот саркофаг. Некомпетентный кретин рассчитывал что сможет её вытащить. И как только ему выпала честь занять место подле таких великих людей как Сэм Рассел и мой отец! — На этот раз воспаленный лёгким безумием взгляд Эйдена буквально поглощал меня. Я не нашёлся, что ему ответить на это. Удрученно пожав плечами я опустил руку с планшетом, прекратив писать. Значит, Селены и не было. Это было лишь эхо, воспоминания, теперь принадлежавшего спящей машине, поглотившей её десятилетия назад… Собравшись с духом, я подошел к саркофагу с телом Фелиции Гатти, чтобы попрощаться. Я знал, что ничто в жизни больше не заставит меня вернуться сюда.

Я задумчиво погладил стекло саркофага, рассматривая её лицо, скрытое под маской многолетнего спокойного сна. Вот мы и встретились, девочка. Кто бы мог подумать, что тебя давно уже нет? Ты была такой настоящей, когда мы повстречались, что сама в это поверила. О чём ты мечтала? Что сказал тебе твой отец, перед тем, как погрузил тебя в вечный сон? Это тебе мы обязаны тем, что произошло за эти годы с нашим городом? Нет, ты не виновата в этом, ни сколечки. А ведь мы только познакомились, я так надеялся услышать твой голос в темноте карцера. Но ты не пришла, ты просто не могла. Потому что тебя нет, и никогда не было, это так странно. Ведь я говорил с тобой, а выходит, что общался с призраком. Прямо как сейчас.

Я убрал планшет с записями и украдкой утерев слезу, прохрипел Божуру:

— Спасибо, что рассказал мне свою историю. Это было по настоящему важно.

— Моя история ещё не завершена, Джек Салливан. Когда откроется занавес ты увидишь всё сам. — Сказал мне Эйден, и отвернувшись, он вновь уставился на саркофаг. Эти помпезные слова не вызвали во мне ожидаемого эффекта. Я поспешил покинуть зал, не в силах больше в нём находиться.

То, что я смог узнать, я не мог нести в себе ни минуты. История была куда запутаннее чем я мог представить, каждый вопрос порождал несколько новых. Я понимал, что за один вечер Эйден был не способен удовлетворить моё любопытство да и, очевидно, он не собирался заниматься этим. Придя в себя я тут же собрал Хлою с Леонсом у себя и выложил им все, как на духу. Моя девушка и мой лучший друг выслушали мой рассказ в гробовом молчании, не сбивая и не задавая уточняющих вопросов, лишь переглядывались на самых острых моментах моего повествования и иногда кивая словно бы соглашаясь с услышанным. Когда я закончил повисло молчание, после чего Леонс абсолютно серьёзным точном подвел итог:

— Ну, теперь-то все встало на свои места.

Хлоя, задумчиво глядя куда-то в сторону, согласно кивнула его словам. Я посмотрел на них двоих, абсолютно ничего не понимая:

— Леонс, ты что-то понял в этом?

— Да, ami, теперь я всё понял. Я понимаю, в чём состоит план Эйдена. — как-то грустно ответил он, но встрепенулся и более оживленно добавил: я не хочу портить интригу, Джек, мы точно не пропустим это шоу, я тебе обещаю. Ты большой молодец, что смог всё выяснить, но возможно, собранные тобой знания не пригодятся жителям Полиса в будущем.

Я бы обиделся на его последние слова, если бы понимал, о чём же он говорит. Между тем француз встал, собираясь уходить. Он как-то чересчур заботливо сказал мне:

— Что ж, думаю уже поздно и ты устал, завтра нас ждёт работа, мы… — он осёкся, улыбнувшись Хлое, — то есть я оставлю вас. Отдохните, как следует, голубки.

— Что он имел в виду? — спросил я у Хлои, мирно прикорнувшей на моем плече, когда Леонс вышел из комнаты. Она мягко обняла меня, сказав:

— Джек, милый, пойми, для нас это удар не меньший, чем для тебя. Я и Леонс — мы третье поколение преданного и всеми забытого комитета. Нас всё это время вводили в заблуждение, от нас скрыли наше настоящее предназначение. Нам нужно время, чтобы принять это и начать жить дальше. Полис ждут перемены.

Я не стал донимать Хлою расспросами, просто погладив рукой её рыжие волосы, рассыпавшиеся по моему плечу. Нам всем нужно было отдохнуть.

Следующий мои дни прошёл в поварских и журналистских хлопотах. Из того, что оставалось в холодильниках, я, как старый Бог умудрялся кормить тридцать человек экипажа жалкими остатками провизии. После чего сваливал всю уборку на бота и спешил к себе в каюту, где складывал все собранные разношерстные факты воедино, редактируя и формируя бортовой журнал моего корабля. Так я провёл пару бессонных ночей,