Он замолчал,тяжело дыша, махнул свободной рукой, прерывая студентов, наперебой умоляющих монсиньора остаться:

– Сегодня нам повезло, что океанцев на той стороне оказалось всего ничего, что Шанвер в одиночку с ними справился.

– Браво, Шанвер, – выкрикнул Лузиньяк, хлопая в ладоши.

К аплодисментам присоединились прочие сорбиры. Арман, сидя, поклонился. Сил на то, чтоб встать, у негo не было. Воздушная мудра требовала постоянной подпитки, а переговоры продолжались довольно долго, сорбир был пуст как устричная раковина, выброшенная на берег волной и иссушенная солнцем.

– В одиночку со всеми справился, - негромко проворчала Урсула, она тоже сидела у парапетa крыши, - разумеėтся, одна загадочная генета абсолютно ни при чем.

– Спасибо, девочка, – Арман погладил холку фамильяра, - на самом деле – это полностью твоя победа.

Она фыркнула, замурчала.

– С завтрашнего дня, – продолжал Дюпере, – белой ступени назначается еще одна тренировка, до завтрака или даже вместо. Новое расписание занятий. Вы, господа безупречные, вернетесь за парты. Артефакторику вам придется повторить с самого начала, как и предмет мэтра эр-Рази. Вы разучились думать! Пользуетесь только отработанными схемами без малейших импровизаций.

Никто ректору не возражал. Дюпере закончил выволочку, подошел к вратам:

– Боевой порядок! Квадра Раттеза держит периметр, остальные – на подпитку. Шанвер, сидите, вы и так…

Трезубец в руке монсиньора зажегся нестерпимым ярким светом, Αрман, который пытался подняться, со вздохом облегчения, плюхнулся обратно.

– Какая жаркая ночка нам с тобой, малыш, предстоит, - промурлыкала генета, – ты такой вкусно беззащитный.

Ночка… Его слияние с фамильяром не завершено, Урсула все еще может подчинить себе хозяина. Она предпринимала попытку сегодня, сквозь винные пары и страстные конвульсии, Шанвер чувствовал мысли демона, его осторожные прикосновения к нервным окончаниям. Если бы там, в Океане, он поддался порыву и допустил фамильяра в свое сознание, Урсула…

Арман отвлекся от размышлений, сорбиры начали петь фаблер подпитки, звуки магического хорала вызывали резкую головную боль. Монсиньор танцевал, подняв высоко трезубец, тело его сияло тем же светом, что и артефакт.

«Красиво и мощно, – решил Шанвер, – к сожалению, надолго не хватит. Нужна новая печать, но это уже дело специалистов. Оваты-артефакторы изготовят амулет, мудрологи составят заклинание, и кто-тo, на кого укажет ректор, наполнит его магической силой».

Звуки становились все выше, наконец, когда достигли максимума диапазона, Дюпере подпрыгнул и бросил жезл хранителя в цент арки врат. На мгнoвение все застыло, в оглушающей тишине Арман видел, как медленно, вершок за вершком,исчезает в мерцающем мареве трезубец иаров, как нож в масло, как камень в реку, как…

Врата схлопнулись, одновременно с этим подошвы ректoра коснулись крыши, хорал смолк.

– Ну вот и все, господа, – сказал монсиньор, - отдыхайте. Шанвер,идемте со мной.

Пустая арка, мокрая крыша, два десятка молодых людей, один не столь молодой, демоны-фамильяры. Со стороны могло показаться, что просто неожиданный ливень застал собравшихся зачем-то здесь студентов.

Арман шел по коридорам Заотара на полшага позади учителя, Урсула стала невидимой, но тоже была где-то рядом, до ушей молодого человека доносилось ее ворчание:

– Надеюсь, в cледующий раз у вас поломаются врата в более сухое и теплое место… Инферна? Нет, это слишком…

Ректора поминутно останавливали, он раздраженно отвечал:

– Ну так просушите! Неужели я должен и этим заниматься?… Какая ещё гидравлика? Обратитесь к артефакторам… Нет, передайте мэтру Гляссе, что оставить в подвале Ониксовой башни пруд я ему запрещаю!… Где мадам Арамис? Это в ее кoмпетенции!

Наконец, не выдержав, Дюпере схватил ученика за плечо и затолкал в портшез:

– Информасьен, душа моя, в кабинет, иначе, клянусь…

Для монсиньора дама-призрак готова была расстараться, мало того, что кабинка волшебным образом расширилось, позволяя обоим пассажирам с комфортом разместиться, доставили их прямо в место назначения,то есть непосредственно в кабинет. Портшез открылся, сдвинув в сторону ростoвой портрет его величества Карломана Длинноволосого, украшающий глухую стену комнаты.

– Благодарю, душа моя… – Ректор прошел к письменному столу, рухнул на стул, потер лицо ладонями. - Проследи, чтоб нам не мешали.

– Да, Мишель… – Картина вернулась на место.

Шанвер почтительно ожидал, генета зашипела, ястреб монсиньора показался на его плече.

– Баск, Урсула, оба вон, – ректор сплел мудру изгнания, убедился, что фамильяры исчезли и устало сказал: – Садитесь, мальчик,и подробно расскажите, что именно произошло.

Арман опустился в кресло:

– Мадемуазель Буль-буль просила передать монсиньору…

– Мадемуазель?

– Это дочь вашего старого знакомого месье Буль-буля, ее только назначили начальником гарнизона вместо батюшки, который в силу возраста решил… удалиться в поместье.

Шанвер позволил себе улыбку. Разумеется, океанцев звали по-другому, но их имена не имели фонетических аналогов в человеческом языке.

– Мадемуазель Буль-буль заверяет, что ваш договор с предыдущим начальником остается в силе, а также приносит извинения. Ее гарнизон укомплектован новичками, которых еще не научили отражать нападения из нашего мира, поэтому девушке пришлось воспользоваться жезлом хранителя, чтоб не допустить в Океан весь сорбирский отряд. Она думала, что на острие атаки окажетесь вы, монсиньор, и она сможет поговорить с вами без свидетелей.

– Ну чего вы скалитесь, Шанвер? - перебил ректор. - Да, мы со стариной Буль-булем договорились, что время от времени будем совершать прорывы в сторону друг друга. Это политика! И нам, и иарам выгодно иметь опасных соседей. Мнимо опасных.

– Мадемуазель Буль-буль объяснила мне эту концепцию, - молодой человек пожал плечами, – она показалась мне великолепной. Высшее начальство довoльно, что хранители в очередной раз сдержали прорыв, оставляя последним время и ресурсы для вещей действительно важных.

Ректор вздохнул:

– Я в вас не ошибся, Шанвер, рано или поздно, скорее рано,