но все же его появление не принесло той надежной уверенности, на какую она надеялась. Почему с ним нет мамы? Маргарет закрыла глаза, сглотнула комок в горле и бочком протиснулась между двумя детскими колясками к воротам, побежала вслед за Джонни вниз, навстречу отцу, который рассеянно им улыбнулся.

– Где мама? – спросила она как можно небрежнее.

– Она загружает морозилку. Мы только что приехали.

Этот ответ должен был избавить Маргарет от ее страхов, но вдруг тут кроется нечто большее, чем она подозревает, или же это тень леса нагоняет на нее дрожь? Она ухватилась за бугристую каменную стенку чьего-то садика и стояла, пока Джонни с отцом не обернулись посмотреть, почему она не идет.

– Пойдем же, если ты так торопишься увидеть маму, – позвал папа.

Она устало потащилась за ними, мимо информационного центра, где Салли Квик успела развесить по стенам мамины картины, вдоль мертвой железной дороги и вверх по неровной грунтовке. Хотя на дом уже легла тень от леса, ни одно из обращенных на эту сторону окон не светилось. Фигуры снеговиков поблескивали – разве это не значит, что в кухне горит свет? Она пробежала мимо дома, хотя на нее чуть ли не набросился лесной холод, но нажимать на кнопку звонка и дожидаться было бы слишком долго. Мама была в кухне, она помахала Маргарет из окна.

Маргарет захотелось кого-нибудь обнять. Она пронеслась по садовой дорожке и обняла Джонни, который завозмущался: «Отстань!», а потом отца, который поглядел озадаченно. Как только он отпер входную дверь, она бросилась в кухню и крепко обняла мать.

– Я тоже тебя люблю, – сказала мама, отвечая на ее объятие.

Маргарет так и подмывало разреветься, но уже не было нужды, слезы больше не имели значения – семья вместе и в безопасности. Она больше не будет обращать внимания на свои фантазии и на любые переживания по поводу зимы. Она снова стиснула мать в объятиях и не спешила выпускать.

– Мы никогда не забудем это Рождество, правда? – спросила она, как будто давая обещание.

Глава тридцать пятая

Помешивая суп, Эллен вспоминала, как встретила Бена в горах. Она помнила запах нагретой солнцем травы, округлые холмы, похожие на бока каких-то животных, слишком больших, чтобы просыпаться, ярко блиставшую рябь, которая лениво тянулась за лодкой на озере и расходилась вширь почти до самых берегов, тишину, которая, казалось, замедляла птичьи трели, превращая каждую ноту в повисшую в воздухе жемчужину, и ей пришла мысль, что это именно те впечатления, которые необходимо передать в последней сцене книги, раз уж она переделывает ее. Наверное, так и чувствует себя Бен, когда сочиняет: сказка либо требует, чтобы ее записали, либо силится обрести очертания даже тогда, когда не сидишь за письменным столом. Он часто говорил, что это самое близкое к беременности состояние, какое он в силах вообразить, но на беременность это не походило – в том новом, что созревало в ней, не было ничего телесного, наверное, по этой причине она чувствовала необходимость записать все, пока оно не улетучилось. Она позвала всех обедать и разлила суп по тарелкам.

– Вы со мной особо не разговаривайте, – попросила она. – У меня тут вертится идея, которую я хочу записать.

Дети повели себя, пожалуй, слишком хорошо. Даже когда Джонни забыл, что ее нельзя отвлекать, он тут же вспомнил и зажал рот ладонью. Но мысль о том, что всей семье приходится хранить молчание, чтобы она могла поработать, ее обескураживала.

– Я вовсе не просила вас всех затаить дыхание, – сказала она, и Джонни закивал, как будто набрал полный рот молчания. Однако тишина вовсе ей не помогла, она лишь подчеркивала звяканье тарелок и стук приборов, и в итоге Эллен сама завела беседу – нелегкое дело, если учесть, что Бен сидел, словно воплощенное молчание.

Когда с едой было покончено, Маргарет сказала:

– Мы с Джонни поможем папе прибраться.

– Ты мой герой, – сказала Эллен Бену и была вознаграждена смутной улыбкой, когда поцеловала его прохладный лоб. Если у него в голове обретает форму идея полуночного солнца, неудивительно, что он так погружен в себя. – Я постараюсь не слишком долго, – пообещала Эллен и отправилась в кабинет, по пути составляя первые предложения. Была почти середина лета, записала она в альбоме для рисования, и вдруг необходимость что-то сочинять отпала – ее впечатления от того дня над озерами сами оживляли персонажей, как будто до сих пор им не хватало солнечного света. Уже скоро она писала, словно погрузившись в медитацию, и почти не сознавала ничего вокруг, пока не закончила работу.

Эллен услышала, что Бен укладывает детей спать. Она перечитала написанное, а потом поглядела в окно. Кажется, удалось перенести на бумагу все, что она хотела выразить, однако этот тускло освещенный лес каким-то образом обесценил и ее достижения, и ее личность, внезапно превратив в нечто даже меньшее, чем искра в темноте. Вероятно, работа обессилила ее, потому что она дрожала всем телом. И она поспешила к Бену, смотревшему по телевизору прогноз погоды так, словно в нем заключалось зашифрованное сообщение, которое он забыл расшифровать.

– Как думаешь, это хорошо? – спросила она, протягивая ему альбом.

– Ну, разумеется. – Он как будто не чувствовал необходимости читать ее сочинение. Но когда он все-таки прочел, то улыбнулся ей с такой тоской, что она оторопела. – Это лучше, чем просто хорошо.

– А ты помнишь?

– Помню что? – Едва заметив ее разочарование, он сказал: – Откуда ты это почерпнула, ты имеешь в виду? Как же я могу забыть? – Он пролистнул страницы альбома, на случай если что-то упустил, затем вернул его Эллен. – Теперь это твоя книга.

– Наша.

– Если захочешь. Я рад, что нам выпал шанс написать ее.

– Я обдумывала твою идею насчет Санта-Клауса. Мне кажется, его сны там, откуда берутся все подарки. Может, в один год кто-то разбудил его слишком рано, и он никак не может снова заснуть? Правда, я не знаю, что случилось потом, но мне кажется, вместе мы сможем узнать.

– Если будет время.

Разумеется, все это будет после Рождества. Утром на дверном коврике уже лежали первые открытки: два одинаковых пудинга из Нориджа и Санта-Клаус, карабкавшийся по строительным лесам к дымовой трубе на фоне отпечатанного поздравления от Стэна Элгина и его компании, – и Эллен начала испытывать обычную предрождественскую лихорадку. Оставалось ровно две недели до Рождества, а ей еще предстояло закупить открытки, продукты, которые показалось неразумным везти из Лидса, и в последнюю минуту выбрать недостающие подарки.

– На следующее Рождество я лучше подготовлюсь, –