С первых дней существования советского строя большевистское правительство приступило к реализации масштабного социального проекта – строительства социалистического общества на основе догматов марксистской идеологии. На периферию социально-политического процесса были вытеснены представители различных социальных групп и социальные институты, которые не разделяли идеологических установок большевиков и являлись носителями чуждых марксизму ценностей. Одним из таких социальных институтов являлась церковь, все ее традиционные религиозные конфессии.

Первые послереволюционные десятилетия характеризуются стремлением большевиков упрочить свое положение в обществе посредством активной деятельности на идеологическом фронте. В частности, советская пропаганда прилагала значительные усилия для дискредитации различных религиозных институтов и конкретных служителей культа. Уже в первых декретах СНК было заявлено об отделении церкви от государства, лишении ее возможности выполнять ряд государственных функций (заключение брака, учет рождения и смерти и т. д.) и политической поддержки.

Особую остроту антирелигиозная борьба в СССР приобрела в годы коллективизации. Согласно большевистской доктрине крестьянство являлось носителем мелкобуржуазных собственнических ценностей, поэтому советские политические лидеры ставили задачу ликвидации крестьянства как самостоятельной социальной группы советского общества. По мнению вождей коммунистической партии, сломить сопротивление деревни было возможно лишь посредством «культурной революции» на селе, нанеся удар по религиозным институтам и духовно-нравственным убеждениям крестьян. Канадская исследовательница Л. Виола в своей работе подчеркивает разрушительный по отношению к крестьянству замысел коллективизации и отмечает, что власти было необходимо широкомасштабное наступление на церковь и традиционные крестьянские праздники, поскольку последние обеспечивали самоорганизацию и автономию крестьянства[856]. Не случайно в годы первой пятилетки по инициативе властей на селе активно закрывались церкви и другие культовые учреждения. При этом не всегда решения местных властей о закрытии культовых зданий и ликвидации религиозных общин верующих соответствовали советскому законодательству[857]. По инициативе районных партийных организаций и сельских советов здания религиозно-культовых учреждений передавались культурно-просветительским организациям или использовались в хозяйственных целях, чаще всего для хранения зерна[858].

С началом Великой Отечественной войны политика государства и само отношение властных институтов к деятельности культовых организаций изменились. От открытой вражды и дискриминации церкви государство переходит к политике сотрудничества, а сама церковь становится важнейшим средством мобилизации граждан на активное сопротивление внешней агрессии. Духовные лидеры, выступая с активной поддержкой коммунистического режима и взывая к патриотическим чувствам населения, смогли доказать свою политическую лояльность существующему строю. Уже в мае 1942 г., обращаясь к делегатам съезда представителей мусульманского духовенства и верующих в Уфе, председатель Центрального Духовного управления мусульман муфтий Абдурахман Расулев выразил мысль о долге мусульманина сражаться с «фашистским злодеем» для освобождения Родины[859].

После встречи 4 сентября 1943 г. Сталина с высшими иерархами Русской православной церкви Московского патриархата юридически оформляются новые взаимоотношения церкви и советского государства. Государство не только признает факт существования религиозных организаций, но и снимает запреты, ограничивающие религиозные практики верующих[860]. Уже 14 сентября 1943 г. Совнарком СССР принимает решение об образовании Совета по делам Русской православной церкви, а 7 октября этого же года было утверждено Положение «О Совете по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР». Чуть позднее, в мае 1944 г., Совнарком СССР принял решение о создании Совета по делам религиозных культов при правительстве. На него возлагалась задача осуществления связи «между Правительством СССР и руководителями религиозных объединений (мусульманского, иудейского, буддийского вероисповеданий, армяно-григорианской, старообрядческой, греко-католической, католической и лютеранской церквей, а также сектантских организаций) по вопросам, требующим разрешения Правительства СССР»[861].

Во время войны власть использовала церковно-религиозные организации как мощный механизм пропагандистской агитации, призванной мобилизовать различные социальные группы на активную борьбу с агрессором, но с завершением войны необходимость в этом отпала. Со стороны государства вводятся новые ограничительные меры, затрудняющие религиозные практики верующих, отклоняются их ходатайства об открытии церквей и молитвенных зданий, представители духовенства подвергаются арестам или высылкам. Религиозность становится табуированной темой, а сама вера – частью интимного и сокровенного, частного пространства, скрытого от посторонних глаз.

Несмотря на существующие ограничения и запреты, религиозные убеждения и традиции в советском обществе репродуцировались на бытовом уровне. Особенно сильное влияние религиозных традиций сохранялось в сельской местности в среде колхозного крестьянства. Соблюдать религиозные обряды старались не только рядовые колхозники, но и представители сельской властной иерархии. Нередки случаи, когда председатели колхозов и сельских Советов оказывали поддержку верующим в осуществлении культовой деятельности и содействовали в решении организационно-хозяйственных вопросов. Еще в декабре 1943 г. по инициативе председателя Санчелеевского сельского Совета Ставропольского района Куйбышевской области в сельской избе-читальне состоялось собрание верующих, на котором «был предрешен вопрос об открытии церкви и выбран уполномоченный общины»[862]. Весной 1945 г. председатель исполкома сельского Совета в с. Криуши Сенгилеевского района Ульяновской области по требованию верующих «написал обязательство о предоставлении здания храма немедленно после окончания яровизации семян в пользование общины верующих»[863]. Председатель Мусорского сельсовета Кузнецов в 1947 г. «бесплатно передал церкви колокол с пожарки»[864], а председатель Оськинского сельского Совета выдал доверенность члену церковного Совета села Мурзаеву для подписания договора на изготовление двух колоколов для нужд церкви, предназначенных «якобы для противопожарной охраны» [865].