Комиссия Политического управления СВАГ, дотошно проверявшая в марте 1947 года торгово-бытовые предприятия, отметила, что завоз товаров в провинции и земли в большинстве случаев проходил с большими перебоями. Мясо, рыбопродукты, яйца поступали нерегулярно. С манной крупой были постоянные перебои. В марте она так и не появилась на прилавках, «несмотря на большое количество детей, стоящих на снабжении». Подсобное хозяйство СВАГ, по мнению комиссии, превратилось в «источник хищения и разбазаривания». Запущено, грязь, низкие удои, бидоны ржавые, санитарные книжки отсутствуют, куры «больны и низкой упитанности», учет и отчетность в неудовлетворительном состоянии. Скот «почти весь болен туберкулезом, бруцеллезом и чесоткой» и доведен до истощения. В Берлине в марте 1947 года сотруднице Штаба СВАГ было выдано из магазина такое мясо, что домработница-немка отказалась его готовить, докладывала комиссия начальнику Политуправления СВАГ767.

Проверяющие остались недовольны и состоянием продовольственных магазинов. Их помещения даже в Берлине «не обеспечивали культурной торговли». Из-за того, что «отпуск продуктов производился в крошечных магазинчиках», очередь вываливалась на улицу768. Разгонять очереди, как делали еще до войны в Москве769, было невозможно. Все это происходило на глазах у немцев и союзников. Очереди и так привлекали внимание. Коммунисты на партсобраниях рассказывали, как американцы фотографировали длинную очередь, «стоявшую у магазина на улице Тресков аллее»770. Толкотня представителей оккупационной власти за продуктами не прибавляла этой власти авторитета. Очереди были шумными и беспокойными, с ссорами, публичными оскорблениями, с показыванием «фиги»771 и даже драками на глазах у немцев. Здесь, не обинуясь, резали правду-матку и можно было «слышать все, что угодно»772. Или неугодно. Парторг Управления торговли и снабжения СВАГ А. Карагодин вполне серьезно предложил Политуправлению СВАГ посылать своих соглядатаев в магазины, этаких партийных дружинников. Они должны были «посмотреть на поведение жен, послушать их разговоры и наиболее распущенных тут же призвать к порядку». Пусть, мол, другие увидят, что «безнаказанно болтать и дискредитировать Советский Союз нельзя»773. С другой стороны, простояв в очереди три-четыре часа, трудно удержаться от резких суждений.

Мечта советского человека стать одним из тех, кого «кормят» наособицу, получила своеобразное развитие в «маленьком СССР». Человек оказался на работе в ведомстве, аналогов которому не знала советская бюрократическая система. Выполняя важные для страны задачи, он полагал, что такое исключительное положение дает право на особое «кормление». На деле все было не совсем так. Рядовые сотрудники как представители оккупационной власти, бесспорно, имели возможность в первую очередь получать качественные продукты питания в полном объеме, но им приходилось постоянно бороться за свои потребительские права, используя методы и способы, сформированные в условиях советского тотального дефицита. Стоять днями в очередях, заниматься самоснабжением, отбиваться на партийных собраниях от обвинений в «притуплении политической бдительности» из-за походов на «черный» рынок, постоянно жаловаться начальству на перебои с продуктами и требовать, чтобы «качество было получше». Рядовые сотрудники СВАГ (тоже по советскому обыкновению) винили в снабженческих проблемах свое начальство, тех, чьи потребительские продовольственные привилегии были у всех на виду. Сваговцы не добирались в критике до слишком высоких этажей и не углублялись в действительные причины. Объяснения и жалобы были слишком просты, хотя и справедливы: «Продовольствие дают нам низкого качества, а сигаретами могут потравить, ибо от них кашляет не только тот, кто курит, но и тот, кто находится рядом с курящим. Отдел торгово-бытовых предприятий служит только для начальников. Начальство все загребает себе, а нам дают то, что им не нужно. Поэтому и заботы у них о нас нет»774.