– Это подснежники? – прошептал Никель, когда дети собрались вокруг Серильды.

– Похоже на то, – стараясь не затоптать ни один из бутонов, она присела, чтобы лучше их рассмотреть. Подснежники были первыми цветами, которые появлялись в конце зимы, их маленькие склоненные головки часто пробивались прямо сквозь остатки снега, не успевшего растаять. Это были маленькие, скромные цветочки, не такие напыщенные и тщеславные, как всеми обожаемые розы, экзотические орхидеи или ни на что не похожий эдельвейс. Но Серильда любила подснежники больше других цветов, ведь они первыми предвещали приход солнца и тепла. – Но ведь для них еще рано, до сезона подснежников еще несколько месяцев.

– Все страньше, – дрожащим голосом сказала Анна. – Они… их здесь не было. Сначала.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Серильда.

Анна судорожно вздохнула и спрятала руки за спину.

– Я сюда забежала, чтобы спрятаться, потом увидела единорога, и мне стало так грустно. У него в боку все еще торчала стрела Эрлкинга, и… и я подумала, что ему, наверное, очень больно, поэтому я…

Она показала Серильде прутик, который держала в руке, и девушка поняла, что на самом деле это черная стрела Эрлкинга. Та самая которую он вонзил в плечо Пуш-Гролы, чтобы она стала единорогом.

Глаза Серильды расширились.

– Отдай ее мне, пока не поранилась!

Анна досадливо поморщилась, но без возражений отдала стрелу.

Серильда повернулась лицом к клетке, ожидая, что сказочный зверь вот-вот снова превратится в Лесную Бабушку. Но нет – единорог продолжал спать, подобрав под себя ноги и безмятежно склонив голову к земле.

– Я думала, он проснется, а он все еще спит, – сказала Анна. – Зато началось вот это. – И она указала себе под ноги.

Серильда потрясла головой.

– Что началось?

– Цветы. Сначала их здесь не было, но потом они стали появляться… повсюду.

– Серильда! Анна! – позвал Фриш, выглянув во двор. – Цветы не только в конюшне.

Они вышли, и Серильда в изумлении прижала ладонь ко рту. Вся тропинка от дверей конюшни к основанию ольхи была усыпана темно-фиолетовыми крокусами.

Гердрут взвизгнула и бросилась в сторону.

– Тюльпаны! – воскликнула она, падая на колени возле цветов всех оттенков оранжевого и красного. Неподалеку от них росли и другие тюльпаны, бледно-розовые.

Миг спустя Никель указал на золотисто-желтые нарциссы.

Это было похоже на игру, где тебе нужно найти все предметы из списка – каждый шаг уводил их все дальше от темницы единорога, и с каждым шагом они находили все больше цветов. Те будто прорастали из земли прямо сейчас, почти на глазах.

Наконец Серильда остановилась и окинула двор взглядом, растерянно наблюдая, как свежие ярко-зеленые побеги пробиваются у корней исполинского дерева и прорастают между посыпанных щебнем дорожек. Это происходило в считаные секунды. В мгновение ока из ничего вырастали тугие бутоны, которые тут же распускались пышными цветами. Но дальше – дальше они не спешили увядать, осыпаться и умирать. Нет, цветы оставались живыми и наполняли воздух ароматом весны. Под лучами Урожайной Луны внутренний двор Грейвенстоуна превратился из унылого, неухоженного места в пышный луг с полевыми цветами. Ольха в его центре светилась возрожденной магией.

– Можно мы сорвем несколько цветочков? – с надеждой спросила Гердрут.

Серильда колебалась. Она оглянулась на конюшню, в которой спал единорог. Не рассердится ли Пуш-Грола, если они это сделают?

Затем посмотрела на детей – их лица сияли от радостного удивления.

Тогда Серильда кивнула и сунула стрелу Эрлкинга в карман плаща.

– Рвите, сколько захотите. Украсим ими нашу комнату. И комнаты прислуги тоже. Поставим их во всем замке, ему не помешает стать немного повеселее. – Она заулыбалась во весь рот. – Нельзя не воспользоваться таким богатством.

Глава 30

Всю ночь Серильда с детьми собирали букеты весенних цветов под осенней полной луной. Они рыскали по кухням замка, хватая каждую чашу и каждый кубок на своем пути, ставили в них многоцветные букеты и расставляли в нишах и альковах. В конце концов даже слуги-призраки, проникшиеся происходящим чудом, побросали свою работу и начали помогать.

Время шло, и двор расцветал все пышнее, словно на месте каждого сорванного цветка прорастало еще три. Вскоре вестибюль, большой зал, помещения для прислуги и собственные покои Серильды благоухали, сплошь уставленные душистыми букетами. Цветы на подоконниках, каминных полках, даже на ступенях лестниц – и вот уже весь замок преобразился. Словно по мановению волшебной палочки, цветы сделали мрачные залы и жуткие комнаты почти радостными, полными жизни и чудесных ароматов.

К тому времени, как небо на востоке просветлело от лучей восходящего солнца, у Серильды невыносимо ломило спину и ноги – так сильно, как никогда раньше, даже до проклятия. Гердрут сморило, и она уснула среди незабудок, а все остальные жаловались, что проголодались.

Они как раз решили отправиться на кухню, где их ждало оставшееся от ужина жаркое и хлеб с розмарином, когда стены замка вздрогнули от громогласного рева охотничьего рога.

Серильда тяжело вздохнула.

– Всему хорошему приходит конец.

Охота пронеслась через колоннаду, король скакал впереди. При виде ольхи и поля пестрых весенних цветов на его лице промелькнуло удивление, и он резко остановил лошадь.

Серильда, скромно сложив руки на животе, подошла поприветствовать его. Подошвы туфель топтали клевер, которым заросла дорожка.

– С возвращением, мой господин, – заговорила она, пока охотники в полном замешательстве столпились вокруг дерева. – У нас выдалась восхитительная ночь.

Тень упала на лицо Эрлкинга. Не обращая внимания на Серильду, он соскочил с коня и бросился к конюшне, в которой был заперт единорог.

Серильда побежала следом, стараясь не отставать.

– Надеюсь, вы не будете возражать – мы попросили слуг поставить в ваших покоях несколько букетов. Я не была уверена, какие именно вам нравятся, поэтому выбрала подснежники и белые ирисы, чтобы не было пестроты. Но, как видите, здесь есть из чего выбирать, так что, если вы предпочитаете…

Дверь распахнулась и хлопнула о стену так громко, что Серильда подпрыгнула.

Стоя в дверях, Эрлкинг свирепо уставился на единорога.

Тот не сдвинулся со своего места и продолжал лежать на полу клетки, но сейчас его глаза были открыты, и он ответил королю враждебным взглядом.

В бешенстве Эрлкинг повернулся к Серильде.

– Где моя стрела?

Серильда вздернула подбородок.

– Какая стрела?

– Та, что обездвиживала единорога, – рявкнул он.

– Ах, эта стрела. Ее забрали.

Подойдя вплотную, Эрлкинг угрожающе навис над ней, давя и пугая своим внушительным ростом. Но на Серильду такие приемы уже давно не действовали.

– Кто?

– Монстры.

Ее голос не дрожал. Она ни на миг не отвела взгляд.

К его гневу примешалась нотка подозрения.