Хирург долго осматривал его и не только культю, он проверил работу всех конечностей. Наконец, закончив осмотр, он придвинул ему пачку папирос.

— Закуривайте!

Сергей левой рукой, ловко вытащил папиросу и не менее ловко зажег спичку. Он закурил, и тут взгляд его упал на календарь. Двадцатое октября 1929 года. Дата почему-то вызвала удивление.

— Хорошо, — сказал хирург и закурил сам. — Навыки управляться одной рукой появляются даже быстрее, чем я ожидал. А сейчас примерьте.

Он достал из стола протез, на котором была натянута черная кожаная перчатка. Сергей внимательно рассмотрел его конструкцию, а затем быстро закрепил его на культе, управляясь одной рукой.

— Прекрасно! — удивленно воскликнул хирург, — обычно такую сноровку приобретают, после нескольких месяцев пользования, а у вас она как будто врожденная. Господи, какую глупость я сморозил. Ладно! Завтра я вас выписываю. Сегодня можете идти отдыхать. Протез заберите с собой.

Сергей вернулся в свою палату. До отбоя он общался с соседями по палате, шутил, вспоминал свою работу на радиостанции. Ночью ему снился странный сон: осенняя тайга, мелкий моросящий дождь и черноволосая голубоглазая женщина удивительной красоты.

Ника вдруг вздрогнула, словно от удара током. Из белесого марева проступило крыло самолета, ровно гудел двигатель, ее руки крепко держали штурвал. Скоро должен показаться аэродром летной школы Ленинграда. За спиной в пассажирском кресле сидел Борис Слепцов. Ника была в полном сознании и помнила весь путь от самого Вольска, за исключением, пожалуй, пары секунд, когда она вдруг отключилось, а затем тотчас восстановилась.

Ника посадила самолет, вырулила к ангарам и заглушила двигатель. Борис выбрался из кабины и отправился по своим делам в областное управление НКВД. До завтрашнего утра летчица была совершенно свободна, она собралась идти в гости к Левитиным, но вдруг почувствовала, что произошло какое-то важное событие. Голова слегка кружилась, мелькали воспоминания: тайга, моросящий дождь, мужчина на коне с карабином в левой руке… На груди она почувствовала посторонний предмет… Медальон! Вот оно что! Ника быстро сняла медальон, открыла и прочитала записку. Значит, она вернулась в прошлое, почти на год назад. Вера еще в Мурманске, хотя возможно уже переехала, это можно узнать у Левитиных. Тут она бросила взгляд на обратную сторону и замерла. Вот значит как, спасаем не только семью Сычевых, но и свою собственную. Вот это да! Двух зайцев одним выстрелом…. Веру с Александром спасаем однозначно, а для этого всего-то нужно передать ей записку. Дальше она все сделает сама, вряд ли ей понадобится помощь. А вот что делать с Вадимом? Чтоб спасти наш брак, надо было уходить в более ранние годы. Если хорошо подумать, то они с Ниной уже встречаются. Значит, после убийства Вадима, я решила брак не спасать, а спасти только Вадима.

После всех этих размышлений, Ника отогнала самолет в ангар и отправилась в гости к Элле и Илье. Только там она могла узнать новости о Сычевых. С Верой она столкнулась в парадном, где жили Левитины, за руку с ней шла шестилетняя девочка, полная тезка Ники. Подруги обнялись и в один голос воскликнули: «Медальон!».

Далее, Ника вручила Вере ее записку, которая была прочитана с обеих сторон. У Левитиных подруги пробыли не долго, оставили Элле маленькую Никандру и вышли на улицу, прогуляться и обсудить текущую ситуацию, которая требовала серьезного осмысления.

— Вера, тебе первое слово, твоя проблема очень серьезна, — сказала Ника.

— Никакого Садовского я не знаю, пока. Значит, ты верно рассчитала точку возвращения. Садовского придется ликвидировать, до того как он подставит Александра, я сама займусь этим. В будущем ничего не изменится, если он умрет на полгода раньше. Если мне понадобится твоя помощь, я сообщу тебе через Василия. Он вызовет тебя посредством телеграфа. Теперь твое слово.

— Не знаю, что и сказать. Моя приписка к твоей записке — полный шок. Моя семейная жизнь рухнула, и ничто ее спасти не может. Вадима можно спасти, но нужно ли? Я еще ничего не решила, но эта проблема только моя и твоя помощь не потребуется.

— Ну, раз мы все обсудили, возвращаемся к Элле, ей говорить ничего не будем. Незачем грузить их нашими проблемами. Я даже не знаю, стоит ли говорить Александру. Он в чудеса не верит, помогать мне не будет, а вот помешать может.

— А я не представляю, как общаться с Вадимом. Ведь он уже изменяет мне, теперь-то я это понимаю…

Послушай, у меня возникла мысль. Раз уж я свободна от моральных обязательств, а ты еще с Садовским не знакома, то я могу отвлечь его на себя, тогда твоя проблема решится без всякого криминала. С Вадимом я разведусь и перееду в Ленинград, свою ласточку отдам в летную школу и сама туда устроюсь инструктором. Как тебе такой вариант?

— Мне Садовский пока ничего плохого не сделал. Решай сама, в крайнем случае, вернемся к первому варианту.

— Значит, так тому и быть, — усмехнулась Ника. — Теперь мы не амазонки, а интриганки какие-то.

Элла встретила их накрытым столом, а через некоторое время пришел из школы Никита. Парню было четырнадцать лет, но он уже твердо решил идти по стопам отца и готовился поступать в мореходное училище. Его младший восьмилетний брат, Анатолий, играл с маленькой Никой.

— Мне в последние дни стали снится такие страшные сны, — сказала вдруг Элла, — словно должно произойти что-то плохое.

— А мне снились тюремные казематы, допросы и всякая другая гадость, — поделилась воспоминаниями Вера.

— Теперь, надеюсь, кошмары кончатся, — добавила Ника.

Женщины беседовали еще некоторое время, затем Сычевы ушли домой, а Ника осталась ночевать у старых друзей, чтоб завтра с утра отправиться на аэродром.

В летную школу она пришла значительно раньше Слепцова и сразу отправилась на поиски начальника, Андрея Петровича. Тот уже сидел в своем кабинете и Нике не обрадовался. Их отношения оставались напряженными и после отъезда Липкиных в Вольск. Чем была вызвана неприязнь, сказать трудно. Возможно частным самолетом, возможно знакомством с начальником районной ЧК Василием Дятловым, или другими причинами, неведомыми Нике, однако она без колебаний и трепета вошла в его кабинет.

— Андрей Петрович, — с порога начала она, — как вы отнесетесь к тому, что я подарю вашей школе свой самолет?

— Во-первых, школа не моя, а государственная, а во-вторых, с чего бы это вдруг? Чего-то сотворили непотребное, или налоги непосильные? А может с Василием Дятловым проблемы?

— Давайте оставим в покое наши «внутренние органы», — равнодушно ответила Ника.

— Ну, извините! Не верю я в безвозмездные благодеяния. Объяснитесь, что вам нужно взамен.