основе в модернизацию КНДР. Помимо известных инфраструктурных проектов (железнодорожный коридор, газопроводы, соединение энергосетей), для нас при благоприятных условиях интерес представляло бы участие в развитии энергетики Северной Кореи (включая ядерную), разведке и освоении месторождений полезных ископаемых, марикультуре. Не совсем невозможны и экзотические затеи, например, использование ракетно-космического потенциала КНДР для совместного проекта коммерческих запусков, не говоря уже об освоении туристического потенциала. Главное – не опоздать, так как в случае благоприятного развития событий на неосвоенном северокорейском рынке может стать весьма тесно.

Размышления о южнокорейской модернизации: значение для России и горизонты взаимодействия[270]

Установление официальных отношений нашей страны с Южной Кореей почти совпало с началом реформ в России: Москва (тогда еще столица СССР) признала Сеул два десятилетия назад, в сентябре 1990 г. Тогда знак восприятия Южной Кореи в одночасье поменялся с минуса на плюс. В доперестроечное время верная поддержке социалистической Северной Кореи советская пропаганда именовала Республику Корея не иначе как проамериканским марионеточным режимом, фашистской диктатурой. Однако уже тогда просачивающаяся узким ручейком информация свидетельствовала о поистине феерическом экономическом росте вчерашней колонии, одной из беднейших стран послевоенного времени. А дуновение “нового мышления” привело к внезапной переоценке нашего дальневосточного соседа, с которым к тому же с середины 1980-х гг. начались экономические и неофициальные политические контакты.

Торговые операции с РК велись уже с 1983 г. и к 1989 г. достигли объема почти в 600 млн долл[271]. Российский потребитель был поражен качеством товаров “неоколониальной отсталой страны”. Ученые стали активно публиковать результаты исследований (ранее закрытых) южнокорейского “экономического чуда”. Особенно важную роль в открытии Кореи сыграла Олимпиада 1988 г. в Сеуле, где советских спортсменов принимали на ура. Вскоре Южная Корея стала, как вспоминает живущий ныне в Сеуле российский кореист Андрей Ланьков, “символом всего, что желали советские люди – рыночной экономики, динамичного экономического роста, международной открытости”.

Южнокорейский опыт развития в конце 1980-х гг. привлек пристальное внимание не только ученых, но и широкой общественности бывшего СССР, в том числе с точки зрения применимости в реформаторских усилиях. Еще до начала рыночных реформ в России российские экономисты высказывали мысль о том, что южнокорейский путь – путь государственного дирижизма в экономике, “регулируемого рыночного хозяйства”, – значительно больше подходит постсоветским странам, чем либеральная модель американского толка: “Сильная, авторитарная, но компетентная в вопросах современного бизнеса власть, поддерживающая рыночные отношения и различные хозяйственные уклады, – становой хребет системы управления, своего рода несущая конструкция реформ для стран Азии, вступивших на путь рыночной экономики”[272]. Неудивительно, что в 1990-е гг. у нас наметилась определенная идеализация южнокорейской модели. Вошло в моду размышлять о заимствовании корейского опыта в российских условиях.

“Чудо на реке Ханган”: в чем секрет индустриализации?

В результате проведения стратегии развития с опорой на внешнеэкономические связи валовой национальный доход Южной Кореи вырос за полвека более чем в 50 раз (в 2009 г. – 1 063 059 млрд вон, 13-е место в мире, по паритету покупательной способности – 980 694 млн долл. – 14-е место в мире)[273]. Уровень национального дохода на душу населения уже к 2007 г. превысил 21 тыс. долл, (несколько сократился из-за глобального кризиса)[274]. По подсчетам экспертов МВФ, ВВП на душу населения РК с учетом паритета покупательной способности приближается к 30 тыс. долл, в год[275].

Страна сначала быстро индустриализировалась, доля промышленности в ВНП росла, но стабилизировалась на стадии постиндустриального роста, когда наиболее быстро рос сектор услуг. В структуре ВВП промышленность составляла около 28 %, сельское хозяйство и морской промысел – менее 3 %, строительство – около 7 %, а сектор услуг – 61 % (2009 г.)[276]. Как писала одна из первых исследователей южнокорейской экономической модели С. Суслина, главный мотор экономики – индустриальный экспорт на западные рынки. Республика Корея оказалась на первом месте среди стран – членов “Большой двадцатки” по вовлеченности экономики во внешнеэкономические связи. Доля экспорта в ВНП РК составляла в 1970-1980-х гг. порядка трети, иногда доходя и до 40 % в годовом исчислении[277]. В 2009 г. экспорт товаров и услуг был равен 51,5 % от ВНП, в том числе товаров – 43,1 %[278]. Доля готовых изделий в экспорте составляла более 90 % – седьмой показатель в мире[279].

Республика Корея – крупнейший мировой производитель судов; занимает 3-е место в мире по производству полупроводников и 4-е – по производству цифровой электронной аппаратуры.

По объему производства текстиля, стали и нефтехимической продукции, по количеству производимых автомобилей страна занимает 5-е место в мире (около 4 млн автомашин). Кораблестроительная отрасль – лидер южнокорейской промышленности в течение последних лет, на ее долю пришлось 40 % от всех заказов, сделанных в мире на строительство судов. Южнокорейское производство полупроводников, занимая почти 11 % мирового рынка, идет в авангарде этой отрасли, особенно в отношении флэш-карт памяти и интегральных систем (SOC). По данным на 2006 г., в области производства устройств динамической оперативной памяти (DRAM) Республика Корея занимала первое место в мире с долей рынка в 49 %[280].

Развитие индустриального потенциала и рост технологического уровня выразились в постепенном переходе от несложной и трудоемкой продукции (текстиль, спортивная обувь, фанера и т. п.) к продукции более технически сложной (автомобили, суда, бытовая электроника), а затем – к наукоемким изделиям (чипы, сотовые телефоны и микроэлектроника). Южнокорейцы преуспели в импорте и внедрении иностранных технологий, позднее – в коммерциализации научных достижений других стран. Бурному экономическому развитию Республики Корея способствовали высокие нормы сбережений и темпы прироста капиталовложений – страна “затянула пояс” во имя будущего процветания. Однако результаты не заставили себя ждать.

Уже в 1996 г. страна стала 29-м государством – членом Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Стали быстро расти уровень жизни и потребительские расходы, начала развиваться ранее почти отсутствовавшая социальная сфера. Потребительские расходы в 2010 г. выросли, достигнув 521 млн долл., средний уровень месячного дохода домохозяйства – 3,7 млн вон (около 3,3 тыс. долл.)[281]. По индексу Джини, показывающему степень неравномерности материальных благ и доходов (35,1), РК занимает 11-е место среди 43 развитых стран, по степени экономической свободы – 53-е место среди 156 стран (2,3)[282].

Казалось, что опыт создания рыночной экономики, вовлеченной в мировое хозяйство, буквально на пустом месте весьма актуален для смены экономической модели в России. Однако более внимательный анализ показал, что опыт южнокорейской индустриализации 1960-1990-х гг. нам не очень подходит.

Уроки “сеульского чуда” состояли в следующем. Для того, чтобы стать успешной страной, необходимы не только экономические ресурсы и квалификационный потенциал, но и сплоченность нации, “национальная идея” плюс правильное управление и государственный менеджмент. При отсутствии последнего ничего