—Замолчи. Это неправда.

—Зачем мне врать?— Выгибаю бровь, поднимая на нее взгляд.

—Хочешь выше меня казаться.

—Не хочу никого обидеть, но моя мама была доктором биологических наук, а твоя колледж швейный окончила.

Настя надулась. Ответить нечего. Потому что и сама правду знает.

У меня нет цели обидеть Юлю, она прекрасная женщина, но и сестре стоит спуститься с небес. Она имеет все благодаря отцу, а не своему королевскому происхождению. А отец у нас один.

—Готово, забрасывай свою удочку, Давид следит за нами. И натяни на лицо улыбку, иначе, боюсь, он закроет нас в одном из тех непригодных для жизни домиков и заставит провести ночь вместе с крысами.

—Он не сделает этого,— с уверенностью заявляет Настя.

—Ты его совершенно не знаешь. А я жила с ним под одной крышей полгода. Он любит наказывать.

Правда, каким способом, не уточняю. Настя пусть сама себе надумает — в конце концов, он в ее глазах должен быть авторитетом, а не объектом воздыхания.

Я без проблем забрасываю удочку, сажусь на поваленное дерево. Настя пытается повторить за мной, но поплавок плюхается метра за два от нас. Я с трудом сдерживаю улыбку, наблюдая за ее потугами. Она что-то бубнит под нос, в конце концов сдается, садится на другой конец бревна и смотрит вдаль.

Я оглядываюсь назад. Давида уже нет.

—Ведро забыли,— говорю как бы между прочим.

—Брось, ты что, и в самом деле думаешь, мы что-то поймаем?

—Ты — точно нет.— Бросаю взгляд на поплавок, что недалеко от нас в воде маячит.

Минут десять молчим, потом Настя, заметив, что Давида нет, смелеет, бросает удочку на землю, отходит в сторону. Я не останавливаю ее. Мне от ее общества тоже душно. Сначала отца делили, теперь вот Давид ей приглянулся. Скорее бы все это закончилось и жизнь в прежнее русло вернулась.

Не знаю, сколько сижу так, но вдруг замечаю, как дергается поплавок сестры.

—Насть!— зову ее.— У тебя клюет!— С неверием смотрю на ее удочку.

У нее глаза расширяются, загораются восторг и удивление. Она срывается с места, подбегает ко мне.

—Что делать?— Застывает рядом, чуть ли не прыгая от нетерпения.

—Тяни.

—Точно!

Он хватается за удочку, я рядом с ней становлюсь. Она нетерпеливо крутит катушку, а потом просто дергает вверх, натягивая леску, и мы начинаем визжать. Дружно и громко. Потому что на крючке никакая не рыба, а…

—Гадюка! Господи! А-а-а!— Настя отбрасывает в сторону удочку, мы срываемся с места и начинаем бежать.

Я даже забываю о том, что хромаю. Не отстаю от резвой Насти. Адреналин переполняет меня, сердце стучит, норовя из груди выпрыгнуть.

Мы заскакиваем в дом, закрываем за собой дверь. На защелку. Словно гадюка способна отворить ее. Сползаем по стенке на пол, бросаем друг на друга взгляды, замираем и начинаем хохотать. От души.

—Гадюка поймала гадюку,— не могу сдержаться от едкого комментария.

—Если бы еще немного посидели, ты наверняка уродливую лягушку вытащила б,— говорит Настя, но в этот раз ее слова не обижают. Голос звучит не зло. Шутит, как и я.

Мы все еще улыбаемся, неловко друг на друга смотрим.

—Прости, я не считаю, что ты уродина,— внезапно говорит она, прочищая горло. Эти слова даются ей нелегко.— И мне жаль, что после аварии у тебя остались шрамы. Я не знаю, как жила бы, если бы со мной такое случилось.

Я опускаю взгляд на ее ноги. Она в коротких шортиках. Может себе позволить. Завидно.

—И ты прости за грубые слова, Настя. И пойми, что я никогда не стремилась забрать внимание отца. Ты ведь знаешь, мы с ним никогда не ладили. Ты с ним росла, а я с бабушкой. Долой с глаз, словно ненужного щенка выбросил.

На душе отчего-то грустно становится. Потому что я правду сказала. И хоть вслух никогда не признаюсь, но мне не хватало отца. Просто чтобы похвалил меня за оценки хорошие, разделил радость от того, что я выиграла очередную районную олимпиаду, был рядом, когда я волновалась перед выступлениями, и на коленки дул, потому что зеленка щипала.

На глазах появились слезы. Когда у меня будут дети, я все сделаю, чтобы в их жизнях было достаточно родительской любви и внимания. А для этого нужно выбрать «правильного» мужа. Чтобы меня любил и уважал и появлению детей радовался.

—Он любит тебя,— разрывает затянувшуюся тишину Настя.— Помню, раньше каждый вечер звонил твоей бабушке и спрашивал, как у тебя день прошел, все ли хорошо, не нужно ли чего-то. Подарки на праздники всегда тебе сам выбирал,— внезапно огорошивает меня она.

—Но… это ведь не исправит того, что он никогда не присутствовал в моей жизни напрямую. Я по пальцам сосчитать могу, сколько раз видела его до смерти бабушки.— Качаю головой и подтягиваю к груди колени.

Насте возразить нечего. Потому что это правда.

—Отцовская любовь досталась вам с Юрой, а я… я — это обязательство, которое никуда не денется,— с горечью произношу я.

—Он волновался за тебя, когда ты… улетела,— тихо говорит Настя, а в следующую минуту мы вздрагиваем и подскакиваем на ноги. Испуганно смотрим друг на друга. Потому что где-то вдалеке раздается выстрел. Один. Второй. Третий. Сердце пропускает удар.

—Давид,— хриплю я, бросаясь к двери.